Шрифт:
Закладка:
— Не особо.
— А ты откуда знаешь, Архимедон? Уже успел посмотреть?
— Ну, скорее почувствовать. Через песок, Эфа, через песок. И сейчас я покажу вам, что успел найти…
Они попали в зал с алтарем, около которого стояли открытые горшочки-канопа с разбитыми крышками. Остатки бинтов, присохшие к алтарю, призрачными ленточками свисали вниз и просвечивались насквозь в свете сонной и пухлой луны.
На алтаре лежали двое мужчин. Один из них — в панаме.
— Они нашли нас первыми, — Архимедон подошел к алтарю, — а потом я нашел их.
Он провел рукой над двумя телами, окропив их песком, сочившемся из-под бинтов.
— Какие-то они несимпатичные. И старые, — фыркнула Эфа, осматривая двух мужчин.
— Поверь, они в разы моложе нас.
Икор нагнулся к телам и положил руку на грудь.
— Они еще живы, да?
— Да, конечно. Я же знал, что тебе нужна будет кровь — а Эфа еле-поделилась даже капелькой.
— Зато теперь мы можем снова нарастить мускулы Икору, — Эфа всплеснула руками и повисла на шее Икора, облизнувшись свои змеиным язычком.
— Но нужно ли нам это? Ну, не считая твоих желаний, — тот, кому девушка так рьяно стремилась подкачать пару мышц, уставился на песок. — Ты уверен, что от нас еще будет толк?
— Да, раз мы снова пришли в сознание.
— А почему тогда он молчит?
— Не знаю, — глухо отозвался Архимедон и накинул на голову алый капюшон, такой же потрепанный, как и остальной плащ.
Воздух стал густым, как заварной крем, а все из-за тишины, которая, подобно желатину, делает окружающий мир вязким и слегка желейным. И чем дольше звуки не беспокоят ее — тем гуще становится воздух и тем напряженней — атмосфера.
Что-то заскрежетало, и невидимое желе тут же растворилось.
— Это он? — шепнула Эфа, поправив ту пикантную часть одежды, которая прикрывала грудь, хотя на самом деле девушке хотелось сорвать ее.
— Не стоит, — Архимедон легонько схватил Эфу за руку. — Нет, это не он. Но, видимо, нам стоит жать гостей.
Как не сложно было догадаться, Рахат совершенно случайно надавил на строго определенный камень. Но, увы, он не оказался частью древнего механизма по открыванию дверей — он просто провалился внутрь. Его примеру последовало и несколько соседних кирпичиков, образовав тем самым брешь в стене.
Ну, или именно так и работал секретный механизм по открыванию дверей. Надо же древним архитекторам привносить хоть какое-то разнообразие.
Окажись на месте Рахата любой другой турагент, то он тут же отскочил бы в сторону и мысленно проклял себя за разрушения памятника истории.
Рахат же посчитал, что сейчас он — мини-Петр I, только что прорубивший окно в светлое будущее.
На звук падающих камней прибежал Психовский, который, увидев акт исторического вандализма, замер на месте и приобрел выражение хамелеона — с глазами на выкат, которые словно не знали, в какую сторону им смотреть, и посему бешено крутились. В нормальной ситуаций профессор, подчеркиваем, профессор, должен был ужаснуться, ахнуть, охнуть и отругать Рахата за такие необдуманные действия.
Но Грецион Психовский не даром был Греционом Психовским.
Профессор пришел в себя, протянул упавшему турагенту руку, помог встать, а потом легонько хлопнул по плечу, все еще смотря в дыру, и пожал обмякшую руку Рахата.
Грецион тоже увидел окно в Европу — точнее, окно в мир загадок древнего Египта.
— Я просто дотронулся до кирпичика, — принялся оправдываться Рахат. — А тут все как рухнет…
— Ну и что! — звук баллистической ракетой вылетел из Психовского. — Это же просто прекрасно! Устроим себе тур внутрь, да?
— Да, да, да, — над головой турагента все еще летали воображаемые и дорисованные на стадии монтажа звездочки, но вскоре Рахат вновь стал приходить в себя. — Да, конечно! Заодно прикину возможную программу…
Окончательно вернувший себе контроль над телом гид юркнул в объятия ночи и через мгновение, незаметно, как призрак, вернулся обратно, отряхивая пиджак.
Профессор Психовский тем временем расчехлил свой рюкзак — не абсолютно бесполезный походный, который точно придумали для показа мод, а обычный, городской — и достал медицинскую маску.
— А это еще зачем? — удивился Рахат, когда Грецион протянул ему вытащенное из рюкзака сокровище.
— Вы читали что-нибудь о грибках? — поинтересовался профессор, натягивая вторую маску на себя.
— Очень странные у вас вопросы…
— Студенты обычно говорят также. Но не суть — я читал и, даже, немного писал. Бытует мнение, что такие грибки были заточены внутри гробниц — в целях безопасности. Это как сигнализация, только смертельная, ведь оповещать внутри некого, все и так давно почили. Кто-то еще пишет про мышьяк и радиацию — но знаете, тащить защитные костюмы как-то не особо хочется.
— И на кой черт надо было портить такое прекрасное место какими-то грибками?
— На тот, чтобы мы с вами ничего не своровали, — Психовский поправил кепку. — А если бы и своровали, то сошли бы с ума от галлюцинаций или вовсе померли.
Рахат недоверчиво покрутил в руках маску.
— А это поможет?
— Не особо, — признался Грецион. — Ну, если все эти истории, конечно, не байки. А так, лучше перестраховаться. По крайней мере, минут на десять маски точно хватит.
Турагент еще раз внимательно изучил медицинскую маску, словно она прилетела из далекого космоса, а потом все-таки скрыл за ней рот и нос. Усы же прекрасно себя торчали из-под нее — трудно описать, насколько нелепо это все выглядело. Но, говоря коротко, растительность Рахата стала напоминать два стручка фасоли под полотенцем.
Грецион снова включил фонарик на смартфоне и, не произнеся ни слова, пригнулся и шагнул внутрь. Гид, представляя, как сделать этот вход более парадным для туристов, шагнул за ним.
Надо сказать, что Рахат выбрал не самое удачное место для своего бизнеса — где-нибудь в столице дела шли бы в разы лучше. Но гид просто ловил удачу и не жаловался — а удача, при всем при том, любила его. Этакий баловень судьбы, но не при дворе императора, а при своем собственном дворе — что значительно облегчало задачу.
Городок, куда так скоро примчался Грецион, где жил и промышлял Рахат и раскуривала кальяны Сирануш, был не столь уж богатым и многочисленным. Конечно, наличие современных, застекленных зданий — это уже показатель прогресса, но их было всего-ничего. В остальном — такие старые, небольшие домишки, некоторые совсем из далеких времен, некоторые — не из столь далеких, но в то же время не из столь прекрасных. В общем, с архитектурной точки зрения, город был одной большой барахолкой, или антикварным магазином — все старье, что сохранилось, снесли сюда.