Эго - удивительная сила. Чем больше я слышал о собственном успехе, тем сильнее становился соблазн погудеть, как будто я наконец-то достиг цели. Хотя я знаю, что путешествие никогда не заканчивается и что всегда есть над чем работать, но когда жизнь перестает бить тебя по зубам и вместо этого подает тебе большую миску хвалебного пудинга, очень легко почувствовать, что ты, черт возьми, мужик. Особенно если это уважение было заработано с большим трудом. Но у похвалы - неважно, исходит ли она от начальства, семьи или кого-либо еще - есть и обратная сторона. Она может успокоить внутреннего дикаря и не дать вам почувствовать, что нужно работать.

Мое эго должно было наложить мораторий на все мягкое. Мне нужно было вернуться в психиатрическую лабораторию и найти того ублюдка, которым я был раньше. Я перестал отвечать на большинство звонков и сообщений. Я отключился и обратился внутрь себя. По-другому можно сказать, что я составил изнурительный десятинедельный план тренировок на 1200 миль. Большинство людей скажут вам, что 100-мильные недели - это перебор, потому что бегать столько почти три месяца подряд не позволит вашему организму восстановиться должным образом. Хотя десять миль в день всегда были для меня оптимальным вариантом, теперь я должен был сказать своему разуму и телу, что я больше не буду валять дурака. Мне нужен был этот трехзначный километраж. Мне нужно было приземлиться в Лидвилле, зная, что я правильно тренировался.

4 июня я написал Бэббиту и сообщил, что если место еще есть, то я готов "мчаться по небу" за CAF. Дикарь на полставки, каким я был, я написал ему через три дня после крайнего срока. Доказательство того, что Гоггинс все еще был в неведении, а Дэвид был единственным, кто делал все шаги. Но Бэббитт добился моего участия, и через неделю мы с Кишем приземлились в Авалоне, штат Нью-Джерси, на несколько недель обучения.

Авалон находится на плоском, как блин, семимильном острове, усеянном огромными современными домами, где семья Киша проводит лето на песке. Это красивое место, наполненное улыбающимися семьями, наслаждающимися летним отдыхом. Вода теплая, пляжи с белым песком заполнены, и каждый вечер на берегу залива собираются группы людей, чтобы полюбоваться закатом, с рожками мороженого в руках. Так мне сказали. Мне ли не знать. Я проводил время в дороге.

Каждый день я пробегал от пятнадцати до двадцати пяти миль в знойную летнюю жару на Восточном побережье. Тренировки на высоте были невозможны, поэтому приходилось преодолевать пик жары и влажности на уровне моря. В большинстве дней я пересекал остров по нескольку раз, чтобы набрать положенные километры. Я никогда не проверял погоду перед выходом из дома и поначалу носил с собой одну бутылку воды, но быстро понял, что этого недостаточно. Через час бутылка пустела, и мне приходилось заканчивать пробежку всухую.

Я экспериментировал с гидратацией, как только мог. Я пробовал носить с собой две бутылки. Я инсценировал дистанцию, бросая бутылки в кусты, но ко Дню независимости, когда жара поднялась выше девяноста градусов, а индекс влажности превысил 85 процентов, эти бутылки нагрелись настолько, что стали бесполезны. Я вернулся к тому, чтобы носить с собой только одну бутылку. После того как я ее опустошил, мой план гидратации стал таким же, как и во время длительных пробежек в тропиках, когда я служил в армии. Когда мне хотелось пить, я облизывал свои чертовы губы.

Влажность и гидратация были не единственными моими проблемами в Авалоне. Были и вредители. Я бежал сквозь тучи прожорливых комаров, а внизу, у воды, имел дело с печально известными на острове зеленоголовыми кусачими мухами, которые не хотели оставлять меня в покое. Не стоит забывать и о долбаных атакующих птицах. Мне просто повезло, что каждое лето в Авалоне гнездились краснокрылые дрозды, обычно на тихих внутренних дорогах, которые я предпочитал. Всякий раз, когда я приближался к гнезду на расстояние четверти мили, на меня налетала птица и пыталась впиться когтями в мой скальп. Они кружили, квакали и голубели, пока я не покидал их территорию. Конечно, здесь были мили гнезд и десятки разъяренных птиц. Через несколько дней я научился снимать рубашку заблаговременно, чтобы отмахиваться ею от этих пернатых ублюдков и держать пикирующих бомбардировщиков на расстоянии. Да уж, зрелище было то еще.

Шли недели, условия ухудшались. И тогда я начал получать удовольствие. В некоторые дни я выходил из дома, не позавтракав и едва поужинав накануне. Я хотел пробегать свои ежедневные двадцать костей, потому что знал, что такой момент обязательно наступит в Скалистых горах. Мне нужно было натренировать тело, чтобы оно наматывало километры даже после того, как топливный бак опустеет, и дать понять себе, что я способен найти энергию там, где ее нет.

Однажды днем на пятнадцатой миле я уперся в стену. Мой темп упал с семи минут на милю до середины девятой. Конечно, у меня закончилась вода. Но как бы жалко мне ни было, я обнаружил, что мне нравится испытывать головокружение, обезвоживание и недостаток калорий. Я наслаждался этими страданиями, потому что они давали мне понять, что я все еще могу так напрягаться, и последнюю милю я преодолел за семь минут.

Один из самых жарких дней в году пришелся на середину июля, когда ртуть поднялась выше ста градусов, а влажность превысила 80 процентов. Индекс жары зашкаливал, и качество воздуха тоже было дерьмовым. Округ выпустил предупреждение, в котором жителям рекомендовалось оставаться в помещениях. На гоггловском языке это означало, что сегодня идеальный день для двадцатидвухмильной пробежки.

В июле в Авалоне всегда шумно, когда велосипедные дорожки оживлены, а у блинных и пекарен выстраиваются длинные очереди жаждущих клиентов. В тот день на улицах царила тишина. На протяжении десяти миль я вообще никого не видел. На одиннадцатой миле мимо меня медленно проехала машина, и я понял, что водитель узнал меня. Конечно, он сделал разворот и выехал прямо на меня.

"Дэвид Гоггинс! Я так и знал, что это ты!" Я взглянул на него. Он выглядел достаточно подтянутым и спортивным. Он также был озадачен и, возможно, даже немного обеспокоен, наблюдая за тем, как я прокладываю тротуар. "Чувак, почему ты вообще вышел сюда в такой день?" Я пожал плечами и покачал головой.

"Потому что это не так".

Сначала я не придал значения своему легкомысленному замечанию. Но по мере того как я бежал вперед, я наслаждался