Растопин не знал, как ответить по говорителю, и тут же сбежал вниз красный, сияющий глазами так, что они казались ярче туэрлиновых кристаллов.

— Получилось, ваше сиятельство⁈ Да⁈ — вопросил он.

— А куда оно денется. Вон в пакете папочки, — я кивнул на диван. — Правда пришлось магией пошалить. Заодно левым боком поймать пистолетную пульку.

— Сильно поймали? Где здесь аптечка? — засуетился Растопин.

— Не знаю. Потом с аптечкой. Ты на вопрос по Козельскому не ответил, — щелчком тумблера отключил автоматику, чтобы скорее вывести виману как можно дальше от Белоглинной, минуя обычные потоки и уровни движения.

— Извиняясь. Это я от радости потерял память, — мне показалось, что светятся не только его глаза, но и счастливая физиономия. — В порядке он. Сидит молчаливый, злой. Освободиться не пытается. Думаю, опасности не представляет.

— Вот и хорошо. Поднимись, придумай как его там понадежнее зафиксировать, потом спускайся сюда. Возможно, потребуется твоя помощь, — сказал я, набирая высоту и перекладывая штурвал влево.

Когда мы прошли над храмом Перуна Славного, я влился в общий поток, стараясь затеряться среди других летающих машин. И уже после этого, вернул управление автоматике, чтобы отправить сообщение Ковалевскому.

Я знал, что расслабляться нам рано. Очень рано! Хотя операция «Заземление», не считая кое-каких нюансов, прошла успешно, по большому счету еще ничего не закончено. Дальше противостояние может перетечь в очень горячую фазу с непредсказуемыми для многих последствиями. Первое, это «Эльза» — ее сейчас начнет искать вся полиция Москвы, и не только полиция, наверняка те теневые силы, которые были под Козельским и его единомышленниками. Очень вероятно, что они задействуют военных в обход фельдмаршала Чистякова. Они постараются меня поскорее выследить и посадить «Эльзу», если не получится, то сбить. Наверняка, уже кто-то связался с Глорией, и теперь даже жизнь князя Козельского становится разменной монетой — слишком много лежало на кону.

Я набрал номер Ковалевского и сказал:

«Здравия, ваше сиятельство! Все прошло успешно. Я на вимане Козельского и сам он здесь в наручниках. Папка „Гром“ у меня. В ведомстве не все прошло гладко. Есть раненые, вероятно несколько убитых. Иначе, увы, не получалось. Это коротко по моей операции. Теперь не менее важное: вас и Ольгу сегодня ночью планировали захватить. Примите номер эйхоса человека, который за это ответственный», — я переслал ему номер того жирного подлеца, с которым имел общение, выйдя из кабинета. — «Очень прошу принять все возможные меры безопасности относительно вас лично и Ольги», — добавил я, хотя это было столь очевидно, что не имело смысла говорить. В этот момент сверху спустился Растопин, всем своим видом желающий сказать что-то. Я махнул ему рукой, чтобы ждал и продолжил наговаривать сообщение: — «И еще очень важное. Прежде опасался вам говорить, чтобы не спугнуть удачу. При мне папка, в которой свидетельства о преступлениях Козельского против нашего Отечества. В ней документы, доказывающие его предательство. Его связь с британской разведкой и людьми, представляющими интересы враждебных для России сил. Папка называется „Конфетти“. Возможно, именно сейчас это важно для вас, чтобы принять наиболее верные решения. Думаю, с документами из „Конфетти“ будет гораздо легче объяснить императору необходимость проведенной сегодня операции и всех вытекающих за ней действий. Все. Жду указаний куда лететь. Меня сейчас начнут преследовать. Возможно, попытаются сбить, но это вряд ли у них получится, если не привлекут военных».

— Уже преследуют! — сообщил Растопин. — Сзади две полицейских виманы.

Я добавил в эйхос: «Уже преследуют две патрульных виманы. Это мелочи, но так для полноты картины», — добавил я для Бориса Егоровича и, отжав боковую пластину сказал Растопину:

— Это мелочи, Сань. Скоро все должно стать веселее.

Нет сомнений, что эйхос Ковалевского прослушивается. И сообщение, которое он сейчас получит, станет своего рода бомбой — она разорвет в хлам все соблюдавшиеся до сих пор правила. Готов ли к этому Борис Егорович? Да, он умнейший, опытный в имперских интригах человек. Он гораздо лучше меня понимает всю серьезность и опасность происходящего. Тем не менее, больше всего я сейчас переживал за него, потому что рядом с ним Ольга.

Две полицейских виманы марки «Орлан», севшие нам на хвост, были совсем уж незначительной неприятностью, потому как служебная «Эльза» главы Ведомства Имперского Порядка превосходила их в скорости и маневренности. Я пока даже не пытался ускориться — виману вела автоматика. Но то, что нас уже обнаружили, было тревожным звоночком. Изначально я планировал сделать с «Эльзой» тот же фокус, что в свое время сотворил со «Стрижом» виконта Веселова, когда мы с Талией убегали от преследователей.

Пока текли тяжкие минуты ожидания ответа от Бориса Егоровича, я решил заняться раной. Не обращать внимание на боль — для меня это привычно. Однако, чтобы рана скорее зажила, ее следовало подлатать.

— Сань, там вроде бар наверху. Принеси что-нибудь покрепче, — попросил я, встав и стягивая с себя пиджак.

Затем расстегнул рубашку. Пока не вернулся Растопин, ускорил немного виману и скорректировал курс.

— Полугар 45 градусов и виски, — Саша подбежал, держа в правой руке две бутылки, а левой рюмку.

— Давай, ранку глянь, а то мне неудобно, — попросил я, повернувшись к нему левым боком и протягивая носовой платок. — Полей как следует полугаром, чтобы кровь смыть.

Он щедро хлюпнул ядреной жидкости на платок, поморщился, оглядывая рану, и осторожно обошел ее по краю мокрым платком.

— Смелее, Сань. Если что, мне не больно. Маг я тебе или хрен?

— Ну вы даете! Как такое может быть? — он поднял изумленный взгляд. — Пуля у вас тут торчит!

— А выдерни ее, мерзавку. Платком бери и тяни. Да не бойся ты! Говорю, мне не больно! — в последнем я несколько соврал. Боль я чувствовал, просто выбросил ее из сферы внимания.

Растопин выдернул пулю и полил рану полугаром, затем заключил:

— Повязку бы надо. Кстати, кровь уже не течет.

— Обойдемся пока без повязки. Лучше подбери свежую рубашку в княжеском гардеробе. Все, давай, — я вернулся в кресло, не желая больше тратить время на эти в данном случае неважные процедуры. Лишь на минуту перевел внимание на рану и запустил процедуру обеззараживания и исцеления.

Ответа от Ковалевского до сих пор не было, хотя уже прошло минут семь.