Не хочу сказать, что какие-то языки мне известны – мое знакомство с иностранными языками не сложилось, но все же по фильмам и песням я чуть-чуть поднахваталась и могу на слух отличить английский язык от французского или, скажем, итальянского. Так вот, это был ни тот, ни другой и ни третий. А также, по-моему, не немецкий и не финский (был у меня один знакомый финн). Так вот тот язык, на котором говорил коротышка, не был похож ни на один из европейских языков. Он был какой-то рокочущий, гремящий, грубый, как будто горная речка, с оглушительным грохотом перекатывающаяся по камням. И еще… еще отчего-то этот язык показался мне очень древним.

Долговязый ответил поводырю на том же языке, только фраза была куда более длинной и в ней несколько раз прозвучало знакомое мне слово: Мардук. Имя теткиного дрессированного грача. Причем долговязый тип каждый раз произносил его в связке с еще одним словом: «Кохба Мардук».

Вот интересно, откуда он знает теткиного грача?

Честно говоря, эти переговоры на непонятном языке немного напрягли меня, и я даже слегка разозлилась на Никодима Никодимовича. Мало того что оставил меня одну в этом магазине, среди всего этого допотопного барахла, так разбирайся тут с какими-то подозрительными иностранцами…

Коротышка тем временем что-то ответил своему долговязому спутнику, после чего повернулся ко мне и часто-часто закивал, как китайский болванчик:

– Помочь, помочь! Вы очень можете нам помочь. Покажите нам монету!

– Монету? – переспросила я. – Какую именно монету? У нас довольно много разных монет…

Тут я вспомнила слова Никодима Никодимовича и проговорила с видом знатока:

– Могу предложить вам настоящий австрийский грош восемнадцатого века. Кстати, в очень неплохом состоянии.

– Нет! – коротышка поморщился и замахал руками. – Нет, это нам не нужно!

А его долговязый спутник оттолкнул поводыря и пошел вперед, стуча по полу своей черной палкой. Подойдя ко мне почти вплотную, он резко ударил палкой в пол и повелительно прохрипел:

– Кохба Мардук!

Я повернулась к коротышке, который производил впечатление более вменяемого и, по крайней мере, говорил по-русски.

– Скажите вашему другу, что он не у себя дома. Может быть, у вас – не знаю уж, откуда вы родом, – так принято, но у нас полагается вести себя прилично!

Тут коротышка резко переменился. С лица его сползла слащавая улыбочка, он ощерился и прошипел:

– Ты еще нас учить будешь! Имей в виду, госпожи больше нет и за тебя никто не вступится! Никто тебя не защитит! Так что лучше отдай монету по-хорошему!

«Ну и ну, – подумала я, поспешно отступив за прилавок, – вот уж попала в переплет!»

Здесь, за прилавком, была кнопка тревожной сигнализации. Никодим Никодимович показал мне ее на всякий случай и сказал, что, если что-то случится и я нажму эту кнопку, полиция приедет самое большее через десять минут.

Он-то был уверен, что ничего не случится, и я тоже так считала, потому что в этом магазинчике нечего брать, но вот оно… в нашей жизни ни в чем нельзя быть уверенным!

Я протянула руку к кнопке, но тут рядом со мной оказался долговязый слепой и положил свою ладонь на мою руку.

Слишком он шустрый и ловкий для слепого, подумала я. И слишком холодная у него рука. И тяжелая, будто каменная. Или чугунная. А он разразился длиннющей тирадой на своем каменном языке, и коротышка, который оказался тут как тут, перевел всего двумя короткими словами:

– Не надо!

Я с трудом вырвала руку, еще немного отступила, пока не уперлась спиной в стену, и испуганно проговорила:

– Что вам нужно? У нас нет ничего ценного! Берите все, что хотите, и уходите, только не трогайте меня!

– Вот это правильно, – одобрил коротышка. – Мы возьмем то, что нам нужно, и уйдем. Только ты нам должна немножко помочь. Скажи нам, где монета?

– Ну вот, опять началось! – простонала я. – Я тут первый день, ничего не знаю и понятия не имею, какая монета вам нужна!

Коротышка взглянул на своего спутника и что-то сказал ему по-своему. Тот ответил – коротко и недовольно. Они как будто потеряли ко мне интерес и принялись шарить в шкафах. Воспользовавшись этим, я снова попыталась подобраться к тревожной кнопке, однако фальшивый слепой (а я уже не сомневалась, что он очень даже зрячий) только повернул лицо в мою сторону, и у меня тут же отпала охота что-то делать. В конце концов, пускай берут что хотят и убираются!

Коротышка открыл один из шкафов, издал удивленный возглас и повернулся к своему спутнику. Тот подошел к нему, заглянул через плечо и что-то проговорил. Мне самой стало любопытно, что они там нашли, и я немножко приблизилась.

Фантастическая парочка разглядывала деревянный ящик, который стоял на полке. До сих пор он не попадался мне на глаза, ну да я тут особенно и не хозяйничала.

Долговязый еще что-то сказал по-своему и протянул руки к ящику.

В это время в магазине появился новый персонаж: из коридора, ведущего к лестнице, выбежал Казимир.

Шерсть у него на загривке стояла дыбом, глаза горели адским пламенем. Не останавливаясь, он подлетел к долговязому типу, вцепился когтями в край его плаща и моментально вскарабкался на плечо. Здесь он устроился поудобнее, издал боевой клич и вцепился в лицо фальшивого слепого.

Тот вскрикнул и попытался отбросить кота. При этом деревянный ящик выпал из его рук, с грохотом упал на пол и раскрылся. И из него на нас уставилось страшное лицо…

Я вздрогнула от испуга, на мгновение закрыла глаза и тут же снова открыла их.

Разумеется, это было не лицо, а маска – и не какая-нибудь африканская поделка, а бронзовая маска, расписанная цветной эмалью. Ничего подобного мне прежде видеть не приходилось. Грозно насупленные брови, оскаленный рот, крючковатый нос и пылающие красными огнями глаза – маска казалось воплощением гнева и ярости.

Мало того, из раскрытого ящика потянуло каким-то странным запахом, от которого мне стало еще страшнее – как будто это был запах самого страха.

И не одна я ее испугалась: коротышка, увидев маску, попятился и испуганно воскликнул:

– Шамаш! Шамаш!

С этими словами он бросился к двери.

Долговязый тем временем продолжал бороться с котом. Тот драл его лицо когтями и вот-вот грозил превратить фальшивого слепого в самого настоящего. Отбиваясь от кота, он пятился к двери. Наконец каким-то чудом он сумел сбросить Казимира, отвел руки от лица (все пальцы его были в крови) и только тут увидел жуткую маску.