Договаривал Стрешнев, уже почти растаяв, контуры его фигуры стремительно размывались, словно растворяясь в окружающем пространстве. Я в полном обалдении смотрел на место, где он только что стоял, и старательно пытался осмыслить последние слова колдуна. Каким образом я смог его увидеть? Почему он почувствовал во мне родственную кровь? Насколько я знаю, наша семья никогда никаким образом со Стрешневыми связана не была. Или я не в курсе каких-то пикантных подробностей жизни достаточно далёких предков?

Оглядевшись, я понял, что стою в подвале в полном одиночестве, а на полках нет ни ящиков с яблоками, ни коробов с какими-то ещё припасами. Зато, и это было важнее всего остального вместе взятого, в стене появилась дверь, и внутренний голос, который как-то окреп за последнее время, настойчиво намекал на то, что она может вывести меня туда, куда я так давно стремлюсь попасть: обратно в усадьбу Стрешневых, в моё привычное время.

Ежесекундно ожидая от подвала какой-нибудь очередной пакости в виде проваливающегося пола, возникающих ниоткуда сомнительных чёрных колдунов или ещё чего-нибудь, до чего мой усталый мозг додуматься уже не в состоянии, я медленно пошёл к двери. Протянул руку и тут же её опустил: откуда мне знать, что меня ждёт там, за самым обычным дверным полотном? Но так как других вариантов всё равно не было, я глубоко вздохнул и решительно повернул металлическую ручку.

Холодный сырой ветер и запах опавшей листвы показались мне самыми восхитительными ароматами, какие только можно себе вообразить. Я стоял возле бокового, явно предназначенного для хозяйственных нужд, крылечка и с почти детским восторгом смотрел на облетевшие деревья, старые, растрескавшиеся доски парадного крыльца, на кованую ограду. Господи, неужели я смог вернуться?! Никогда не испытывал тяги к театральности поступков, но сейчас действительно хотелось рухнуть на колени и просто прижаться к этой холодной осенней земле.

Понимая, что поступаю странно, я нашёл глазами еле заметную за деревьями беседку и с замиранием сердца рассмотрел рядом с ней огромный старый дуб, которому было, наверное, лет двести, не меньше. Это что же получается? Призрак князя Стрешнева, который говорил со мной недавно, сказал правду? Он действительно закопал сокровища под старым дубом?

Я уже сунул руку в карман, чтобы достать сигареты и наконец-то закурить, но вспомнил, как обещал неведомым высшим силам, что никогда больше не буду этим заниматься. И пусть сидение под столом уже успело подёрнуться какой-то дымкой, словно всё произошло не нынешней ночью, а очень давно, я решительно вытащил мятую пачку сигарет и без малейшего сожаления бросил в старое ведро, обнаружившееся неподалёку.

– Егор, – окликнул меня хриплый женский голос, и я резко повернулся: неподалёку, тяжело опираясь на спинку скамейки, стояла Нюся и исподлобья мрачно смотрела на меня. Возле её ног стоял небольшой сундучок, покрытый пылью и какими-то подозрительными тёмными пятнами.

– Нюся, – у меня не осталось сил даже на то, чтобы сказать что-то соответствующее ситуации, хотя я действительно был рад, что Анька жива и относительно цела. Впрочем, многочисленные ссадины, синяки и неестественно вывернутая левая рука свидетельствовали о том, что Каменецкой досталось даже побольше, чем мне самому, – вот веришь, даже обрадоваться по-человечески сил нет.

– Егор, это действительно ты? – голос Аньки был холоден и полон подозрения. – Я за последние несколько часов кого только не видела, и тебя в том числе.

– И как ты предлагаешь мне доказать, что я – это я? – устало опустившись прямо на холодную землю, поинтересовался я у Каменецкой. – Ты вот тоже совсем недавно на меня острыми клыками сверкала и стенами раздавить пыталась.

Тут я посмотрел на сундучок, стоявший у её ног: неужели из нас троих именно Нюся смогла его добыть? Кстати…

– А Глеб где? Ты его видела?

– Видела, – как-то неохотно ответила Анька и сделала аккуратный шажок в мою сторону, – но ты ведь понимаешь, Егор, из всех нас мне сокровища нужнее всего. Вы мужики, у вас возможностей море, а я слабая женщина… У меня ипотека, ты же знаешь…

– Ты что, у… убила Глеба? – я в полном обалдении взглянул на кругленькую уютную хохотушку Аньку, которая сейчас смотрела на меня с холодным прищуром, словно прикидывая, как бы половчее воткнуть в меня нож.

– Ничего личного, – невозмутимо пожала плечами Каменецкая, – не я придумала эти условия. Прости, Егор, ты хороший парень и всегда по-дружески ко мне относился, но здесь и сейчас ты мне объективно не нужен.

– А ты в курсе, что клад, который ты отжала у Глеба, – я поднялся с земли и сделал несколько шагов назад, – а ты его отжала, потому как я никогда не поверю, что ты добыла его сама, не единственный?

– Не пытайся заговаривать мне зубы, – Каменецкая ногой отодвинула заляпанный кровью – не исключено, что Глеба – сундучок в сторону.

– Ань, я не хочу тебя убивать, – абсолютно честно признался я, – но и покорно подставлять свою спину под твой нож тоже как-то не входит в мои планы. А в честной борьбе тебе против меня не выстоять, ты и сама это понимаешь.

– И что ты предлагаешь? – прищурилась Каменецкая, назвать которую, как раньше, Нюсей у меня язык не поворачивался.

– Ты заберёшь этот сундучок, – я кивнул на стоявший возле её ног металлический ящик, – а я спокойно себе пойду по своим делам. Будем считать, что я добровольно отказываюсь от своего приза. И разбираться, как мне жить дальше и жить ли в принципе, я буду уже без твоего непосредственного участия. Как тебе такой расклад?

Анька задумалась, прикусив губу, потом всё так же исподлобья посмотрела на меня и сказала:

– Ты что-то придумал, Егор, это понятно, и теперь мне надо сообразить, касается ли твоя идея лично меня.

– Ань, а ты смотрела: есть в твоём сундуке ключ, про который говорила Аглая? – вдруг сообразил поинтересоваться я. – Тот, с паучком…

– Есть, – кивнула Каменецкая, – я первым делом проверила, когда… Проверила, в общем.

– Ну вот и иди, открывай, – я кивнул в сторону калитки, – свобода ждёт тебя, Анна Каменецкая.

– А ты? – она с подозрением посмотрела на меня. – Ты что будешь делать?

– Слушай, тебе не всё ли равно? Клад ты добыла, ключ у тебя, Глеб тебе больше не конкурент, я сам отказываюсь от борьбы. Чего тебе ещё надо-то?

– Понять хочу, что у тебя на уме, – сердито проговорила Анька, – и не ударишь ли ты мне в спину.

– Я вообще не собираюсь наблюдать за тобой, у меня