Тогда его оставили в покое. Прошел день, ночь, еще сколько-то. Ему дали поесть. Было время, чтобы подумать. Ощутить близость смерти. Про́пасть между «продолжать существовать» и «перестать быть». Понять, что значит твоя жизнь и жизнь других — Пепе, Луиса, Игнасио, всех, кто зависел теперь от твоего молчания. А ведь их мечты и стремления были совсем не похожи на мечты Дарио. И тогда появилось искушение: заговорить. Сказать все: Луис живет в Бернаса, он связан с Движением, у него есть револьвер тридцать восьмого калибра с четырьмя пулями, он собирает деньги на оружие для партизан, он тоже подкладывал бомбы; а Пепе — сочувствующий, помогает партизанам одеждой, деньгами, сдает кровь, разбрасывает прокламации, он работает на цементном заводе; а Игнасио — коммунист, он не из нашего квартала, дружит с Чучо, а тот работает на железной дороге… рассказать о каждом, о друзьях, о соседях, обо всех, кто против Батисты — вот это так человек! О да, Батиста — прекрасный человек, убийца, бандит и лакей, и как он ласково говорит «привет, привет», когда заканчивает свои речи.

Потом Дарио привели к лейтенанту Эфраиму Капдевилья. Его прозвали Красавчик за черные маслянистые волосы и маленькие усики; лейтенант был всегда гладко выбрит и носил белую куртку, брюки из дрила и туфли черные с белым, все в дырочках и узорах, на каучуковой подошве, фирма «Раббер», США. Лейтенант с приятной улыбкой спросил Дарио: «Ты хорошо подумал? Ты очень молод». А Дарио молчал. Через час лейтенант взял револьвер с коротким дулом, вынул пули, оставив всего одну, повернул барабан и приставил револьвер к виску Дарио. Он спросил Дарио, боится ли он умереть. Но Дарио молчал. Тогда лейтенант нажал курок — послышался щелчок, но выстрела не было, и лейтенант снова повернул барабан. А Дарио молчал. Лейтенант опять нажал курок. Дарио ощущал холод ствола, пот катился по его лицу, по груди, по ногам… Но он молчал.

Через неделю Дарио сказали, что он свободен, и он не поверил. Он вышел на улицу и, ослепленный светом, почувствовал, что сейчас упадет, а потом увидел Верену, свою крестную мать, она сидела во взятой напрокат машине рядом со своим покровителем — старым военным. Старик дошел до адъютанта самого Батисты и клятвенно заверил его, что все это неправда, Дарио и не думал бросать гранату. Просто, услышав взрыв, мальчик с перепугу бросился бежать, а потом его ранили. Дарио сел в машину, между стариком и крестной матерью, он положил голову на ее мягкую, теплую грудь… И наконец понял, что не умер и не умрет, ничего не сказал и не скажет. И еще понял Дарио: теперь ему остается только одно — при первой возможности уйти в Сиерру.

ДЕНЬ

Откуда взялись управители плантаций? Нельзя сказать, что их происхождение скрыто во мгле веков. Через несколько лет после открытия Америки люди стали сажать на островах тростник, вырабатывать сахар. О тех, кто владел участками земли, засаженными сахарным тростником, со всеми находящимися на них постройками, машинами, печами и прочим, что требуется для производства сахара, принято было говорить: «У него есть кое-что за душой». Так говорят и по сей день.

Тут следует заметить, не отклоняясь, впрочем, от темы, для тех, кто впервые ступает на наши берега: если вы услышите, как про кого-либо говорят «у него есть кое-что за душой», не думайте, что речь идет о человеке умном, развитом и образованном. Вернее всего, он просто владеет плантацией с небольшим сахарным заводом. Как правило, владельцев плантаций гораздо больше, чем людей, обладающих духовными богатствами, несмотря на то что число первых тоже отнюдь не так уж велико.

Теперь вернемся к вопросу о том, откуда взялись управители. А вот откуда: без всякого сомнения, владельцу плантации вовсе не улыбалось жить в деревне, вот он и ставил кого-нибудь на свое место смотреть за хозяйством, управлять и развивать производство. Такое доверенное лицо обычно управляет чудо как хорошо. Ну а развивать производство — это уж другое дело.

Владелец, разумеется; назначает управителю жалованье, управитель сам себе назначает еще столько же, и благодаря такой удачной комбинации господин управитель получает не одно жалованье, а два. Второе, правда, гораздо надежнее.

Хосе М. де Карденас и Родригес, Физиология управителя плантации, 1847.

Обед. Солнце палит нещадно. Лагерь кипит. Моют руки, подставляют головы под струю. Шутки. Смех. Все проголодались и торопятся. Очередь, теснота. Есть хочется, так хочется, что, кажется, камень бы съел. Самое тяжелое уже позади. Мачетерос весело. Сегодня сюрприз — макароны. «Ну-ка, еще одну порцию!» — «Вот это еда!» — «Ты за кем стоишь, где твоя очередь?» — «А тут». Арсенио накладывает каждому макароны в оловянную миску, дает кусок хлеба. Комплекс. «Ты мне толстых не клади. И подливки добавь немного». Дарио с товарищами тоже проталкиваются в столовую. Столы, длинные деревянные скамьи. Они идут вдоль столов. Садятся. Помешивают в мисках рис с бобами и макаронами, едят хлеб со сладкой гуайабой. Ладно, в животе все смешается. Мачетерос жуют с довольным видом. Сбросили сапоги, все в туфлях на деревянной подошве, в рубашках с длинными рукавами. Рты набиты, не до разговоров. «Что ты сказал?» Отгоняют мух. В столовой обычно не только едят, здесь беседуют, играют, пишут письма, читают газеты, рассказывают разные истории. Здесь — коллектив. Оцинкованная крыша раскалена полуденным солнцем. «Не выливай макароны, давай я доем». После обеда хорошо бы закурить. И выпить кофе. По воскресеньям во второй половине дня не работают. Можно поспать, постирать трусы. Так просто пошататься. Вот это жизнь!

Еда на сафре — важнее всего. Как и другие физиологические стороны человеческого существования. Поспать. Вычесать насекомых. Испражниться. Вымыться. Тело — самое главное. Надо поддерживать его в форме, тренировать. Рубка тростинка — это битва. Она начинается непосредственно здесь, прямо в столовой, где бойцы отдыхают. Поэтому мачетерос едят все, что только могут, даже шелуху. Жуют сахарный тростник. Выжимают из него сок и пьют. Но еды обычно не хватает. Слишком много расходуется энергии. Хорошему мачетеро необходимо до трех с половиной тысяч калорий в день. Люди теряют в весе. «Ты стал как чахлый стебель». Добровольцы исхудали, загорели, лица их вытянулись, глаза впали. Они все время хотят есть. Каждый пытается добыть что-либо съедобное. Мавр ловит змей. Змеиное мясо — деликатес, а кожа пойдет на туфли или на пояс. Томегин, как деревенский пес, гоняется