Шрифт:
Закладка:
Хощу утробу Мою на руку, имаже яко Младенца держах, с древа прияти, вещаше Чистая, но никтоже, увы Мне, Сего даде[1680].
«Стремлюсь Сердце Мое с Древа принять на руки, которыми Младенцем Его держала. Но, увы Мне, — вещала Чистая, — никто Мне Его не дал».
При снятии тела Иисуса с Креста Матерь Иисуса кладет его на колени и целует:
Приимши Его с плачем Мати неискусомужная, положи на колену, молящи Его со слезами и облобызающи, горце же рыдающи и восклицающи[1681].
Приняв Его с плачем, Матерь, не знавшая мужа, к Себе положила на колени, моля Его со слезами и лобызая, и горько рыдая, и восклицая.
Как и в «Похвальном Слове», именно Богородица обращается к Иосифу Аримафейскому с просьбой пойти к Пилату и испросить тело Иисуса, и именно в ответ на Ее мольбы Иосиф делает это:
Плачущи, глаголаше Браконеискусная ко благообразному: потщися, Иосифе, к Пилату приступити, и испроси сняти со древа Учителя твоего.
С плачем обращалась брака не познавшая к почтенному советнику: «Поспеши, Иосиф, к Пилату приступить и попроси снять с древа Учителя твоего».
Видев Пречистую горце слезящу, Иосиф смутися, и плачася приступи к Пилату, даждь ми, вопия с плачем, тело Бога моего[1682].
Увидев Пречистую, горько слезы льющую, Иосиф смутился и в слезах приступил к Пилату: «Дай мне, — восклицая с плачем, — тело Бога моего!»
После погребения Иисуса Богородица, как и в «Похвальном Слове», остается на Его гробнице:
Ни от гроба Твоего востану, Чадо Мое, ни слезы точащи престану Раба Твоя, дондеже и Аз сниду во ад: не могу бо терпети разлучения Твоего, Сыне Мой[1683].
«Ни от гроба Твоего не отойду, Чадо Мое, ни прекращу проливать слезы, Раба Твоя, доколе и Я не сойду во ад: ибо не могу терпеть разлуки с Тобою, Сын Мой!»
Наконец, если в «Похвальном Слове» говорится, что Богородица первой увидела воскресшего Христа, то в каноне эта мысль присутствует в форме обещания, которое Христос, уже умерший, дает Своей Матери:
О како утаилася Тебе есть бездна щедрот, Матери в тайне изрече Господь; тварь бо Мою хотя спасти, изволих умрети, но и воскресну, и Тебе возвеличу, яко Бог небесе и земли[1684].
«О, как утаилась от Тебя бездна милосердия! — Матери втайне изрек Господь, — ведь благоволил Я умереть, Мое творение спасти желая; но и воскресну, и Тебя возвеличу, как Бог неба и земли!»
Этой «таинственной, внутренней беседой Богочеловека и Приснодевы», в которой Он вселяет в Ее сердце непреложную надежду на Воскресение, заканчивается канон[1685].
Что означает тематическое сходство «Канона на плач Пресвятой Богородицы», приписываемого в славянской рукописной традиции Симеону Логофету, но в действительности принадлежащего Николаю, с «Похвальным Словом» в честь Богородицы Симеона Метафраста? На наш взгляд, это означает либо что Николай жил после Симеона и пользовался его произведением в качестве источника, либо что Симеон и Николай пользовались общими источниками. В первом случае автором канона не может быть Патриарх Николай I Мистик, но может быть Патриарх Николай II Хрисоверг, а Симеон Метафраст может считаться своего рода идейным вдохновителем канона. Во втором случае можно указать на «Житие Девы», приписываемое Максиму Исповеднику, в качестве возможного общего источника: в нем присутствуют все упомянутые темы.
Рассмотренный «Канон на плач Пресвятой Богородицы» в стандартных греческих изданиях Триоди не печатается, и в современной греческой литургической практике чтение «плачевного канона» в Великую Пятницу отсутствует. Эта практика сохранилась в Русской Церкви. Как правило, канон читается сразу же после вечерни Великой Пятницы, на которой совершается вынос плащаницы.
«Канон на плач Пресвятой Богородицы» является выдающимся произведением византийской поэзии, тематически близким к знаменитой латинской секвенции «Stabat Mater», приписываемой итальянскому поэту Якопоне да Тоди (XIII век). В обоих произведениях говорится о стоянии Божией Матери у креста, однако акценты расставлены несколько по-разному. Произведение латинского автора кажется более эмоционально насыщенным, но и византийскому автору нельзя отказать в способности передать переживания Матери у Креста Своего Сына с глубоким сердечным чувством.
Симеон Новый Богослов
Рубеж X и XI веков ознаменовался деятельностью преподобного Симеона Нового Богослова, одного из наиболее самобытных византийских писателей. Его жизнь хорошо документирована — во-первых, благодаря тому, что он много писал о себе самом, а во-вторых, благодаря житию, составленному его ближайшим учеником Никитой Стифатом[1686]. Симеон был сначала монахом Студийского монастыря в Константинополе, затем игуменом монастыря святого Маманта в том же городе. В своих поэтических и прозаических произведениях он делал особый акцент на созерцании Божественного света, откровенно и ярко описывал свой собственный мистический опыт. В этом опыте, а также в целом в богословском видении Симеона, Божия Матерь занимала важное место[1687].
В одном из Огласительных Слов, рассказывая о себе в третьем лице, Симеон повествует о том, как, будучи еще юношей, он предавался покаянной ночной молитве:
Днем он находился в доме одного патриция, и находился во дворце, заботясь обо всем необходимом для повседневной жизни, но никто не знал, чем он занимался [у себя]. А он каждый вечер и слезы проливал из очей своих, и часто падал на землю и творил коленопреклонения, падая лицом [на землю]; стоя на молитве, ноги держал вместе, одну рядом с другой, и стоял неподвижно; и читал напряженно и со стенаниями и слезами молитвы к Богородице; и, как будто Христос там телесно присутствовал, падал к пречистым ногам Его…[1688]
Преподобный Симеон Новый Богослов. Фрагмент фрески. XVII в. Греция
Обратим внимание на то, что слезная молитва к Богородице занимала существенное место в молитвенном правиле юноши, которое он совершал тайно от всех по ночам. Именно во время такой молитвы Симеон был впервые удостоен видения Божественного света:
Однажды, когда он стоял и произносил «Боже, милостив буди ми, грешному» скорее умом, чем устами, внезапно явилось сверху обильно Божественное осияние и наполнило все место. Когда это произошло, юноша перестал сознавать себя и забыл, был ли он в
