движений относило ровным, тянущим в дверь сквозняком. Воздух входил в окна и проносился над головами и спинами к стоящему в дверях Хоресу, вбирая в себя запах табака, застарелого пота, земли и характерный запах судебных залов: затхлый запах иссякших страстей и алчности, споров и горечи, упрямо держащийся с каким-то грубым постоянством из-за отсутствия чего-либо лучшего. Окна выходили на балконы с изогнутыми портиками. В них задувал ветер, неся с собой чириканье воробьев и воркование голубей, гнездящихся под свесом крыши, время от времени гудок автомобиля с площади взвивался и тонул в гулком топоте ног на лестнице и в коридоре.

Судьи на месте не было. Чуть в стороне от его стола Хорес увидел черные волосы и загорелое, изможденное лицо Гудвина, рядом с ним серую шляпку женщины. По другую сторону стола сидел, ковыряясь в зубах, какой-то человек с длинным, бледным носом. Череп его густо покрывали жесткие вьющиеся волосы, редеющие над небольшой лысиной. Одет он был в светло-коричневый костюм, подле него лежали элегантный кожаный портфель и соломенная шляпа с коричневой лентой, ковыряя в зубах, он лениво поглядывал в окно через головы сидящих. Хорес замер в дверях.

— Это адвокат, — сказал он. — Еврей-адвокат из Мемфиса.

Потом взглянул на затылки людей, стоящих вокруг стола, где обычно находились свидетели.

— Я заранее знаю, что увижу, — сказал он. — Она будет в черной шляпке.

Хорес зашагал по проходу. Из-за балконного окна, где, казалось, звонил звонок и где под крышей гортанно ворковали голуби, донесся голос судебного пристава:

«Высокочтимый суд округа Йокнапатофа открыт согласно закону…»

Темпл была в черной шляпке. Секретарю пришлось дважды вызывать ее к свидетельскому месту. Через некоторое время Хорес осознал, что к нему с легким раздражением обращается судья:

— Это ваша свидетельница, мистер Бенбоу?

— Да, ваша честь.

— Желаете, чтобы ее привели к присяге и занесли показания в протокол?

— Да, ваша честь.

За окном, над которым неторопливо сновали голуби, по-прежнему раздавался голос пристава, монотонный, назойливый и бесстрастный, хотя звонок уже стих.

XXVIII

Окружной прокурор взглянул на присяжных.

— Я предъявляю в качестве вещественного доказательства этот предмет, обнаруженный на месте преступления.

Он держал в руке кукурузный початок. Его, казалось, обмакнули в темно-коричневую краску.

— Этот предмет не предъявлялся ранее потому, что до показаний жены обвиняемого, только что зачитанных по протоколу, его отношение к делу было не совсем ясно.

Вы слышали заключения химика и гинеколога — который, как вам, джентльмены, известно, является авторитетом в священнейших делах, относящихся к священнейшей на свете вещи: женственности, — и он сказал, что тут пахнет уже не виселицей, а бензиновым костром…

— Протестую! — заявил Хорес. — Обвинение пытается склонить…

— Протест принят, — объявил судья. — Мистер секретарь, вычеркните фразу, начинающуюся словами «и он сказал». Мистер Бенбоу, можете указать присяжным не принимать ее во внимание. Мистер окружной прокурор, придерживайтесь сути дела.

Окружной прокурор поклонился. Потом повернулся к сидящей на свидетельском месте Темпл. Из-под ее черной шляпки выбивались, словно комки канифоли, тугие рыжие кудри. На шляпке красовалось украшение из горного хрусталя. На обтянутых черным атласом коленях лежала платиновая сумочка. Распахнутое светло-коричневое пальто обнажало пурпурный бант на плече. Руки неподвижно застыли на коленях ладонями вверх. Длинные белые ноги были закинуты в сторону и расслаблены в лодыжках, туфли с блестящими пряжками лежали на боку, словно пустые. Над рядами сосредоточенных лиц, белых и бледных, словно брюхо дохлой рыбы, она сидела в независимой и вместе с тем раболепной позе, устремив взгляд на что-то в глубине зала. Лицо ее было совершенно бледным, пятна румян походили на бумажные кружки, приклеенные к скулам, губы, раскрашенные в форме безупречного смертоносного лука, напоминали что-то символическое и вместе с тем загадочное, тоже вырезанное из пурпурной бумаги и приклеенное к лицу.

Окружной прокурор встал перед ней.

— Как вас зовут?

Темпл не ответила. Слегка передвинула голову, словно он мешал ей смотреть, и пристально уставилась на что-то в глубине зала.

— Как вас зовут? — повторил он, тоже передвинувшись и снова встав перед ее взглядом. Губы Темпл шевельнулись.

— Громче, — сказал окружной прокурор. — Говорите смело. Вам никто не причинит вреда. Пусть эти добрые люди, отцы и мужья, выслушают все, что вы скажете, и воздадут за причиненное вам зло.

Судья, вскинув брови, поглядел на Хореса. Но Хорес не шевельнулся. Он сидел, склонив голову и положив на колени сжатые кулаки.

— Темпл Дрейк, — ответила свидетельница.

— Сколько вам лет?

— Восемнадцать.

— Где вы живете?

— В Мемфисе, — ответила она еле слышно.

— Говорите погромче. Эти люди не причинят вам вреда. Они здесь для того, чтобы воздать за причиненное вам зло. Где вы жили до отъезда в Мемфис?

— В Джексоне.

— У вас там родные?

— Да.

— Продолжайте. Скажите этим добрым людям…

— Отец.

— Ваша мать умерла?

— Да.

— У вас есть сестры?

— Нет.

— Вы единственная дочь у отца?

Судья вновь поглядел на Хореса; тот снова не шевельнулся.

— Да.

— Где вы находились с двенадцатого мая сего года?

Темпл чуть склонила голову набок, словно пытаясь разглядеть что-то за спиной прокурора. Он снова встал в поле ее зрения. И она снова стала глядеть на него, отвечая, как попугай.

— Ваш отец знал, где вы?

— Нет.

— Где, по его мнению, вы находились?

— Он считал, что в университете.

— Значит, вы скрывались, потому что с вами что-то случилось и вы не смели…

— Протестую! — заявил Хорес. — Этот вопрос является…

— Протест принят! — объявил судья. — Я уже собирался предупредить вас, мистер окружной прокурор, но подсудимый почему-то не возражал.

Окружной прокурор поклонился в сторону судейского кресла. Потом повернулся к Темпл и снова завладел ее взглядом.

— Где вы были утром двенадцатого мая?

— В амбаре.

Весь зал шумно вздохнул. Вошло несколько новых людей, они встали тесной кучкой у задней стены. Темпл снова чуть склонила голову набок. Окружной прокурор опять перехватил ее взгляд и завладел им. Сделал полуоборот и указал на Гудвина.

— Видели вы этого человека раньше?

Темпл смотрела на окружного прокурора, лицо ее было совершенно неподвижным, пустым. С близкого расстояния ее глаза, два пятна румян и рот казались пятью бессмысленными предметами на блюдечке в форме сердца.

— Смотрите, куда я указываю.

— Да.

— Где вы его видели?

— В амбаре.

— Что вы делали в амбаре?

— Пряталась.

— От кого прятались?

— От него.

— От этого человека? Смотрите, куда я указываю.

— Да.

— Но он нашел вас?

— Да.

— Был там еще кто-нибудь?

— Был Томми. Он сказал…

— Томми находился в амбаре или снаружи?

— Снаружи, у двери. Наблюдал. Он сказал, что пустит…

— Минутку. Вы просили его никого не пускать?

— Да.

— И он запер дверь снаружи?

— Да.