По воспоминаниям Макриди-Стенросса, который поделился ими в письме к Н.Л. Казанцеву от и июня 1981 года,

отправляясь в Гестапо, Деспотули никогда не знал, вернется ли домой. Он попадал в специальный русский этаж, где с первых же шагов погружался в атмосферу густой матерщины, несшейся из комнат и по корридору; из уст мужчин и женщин; следователей и подследственных. Его дело вел киевский чекист, очень гордый оказанным ему нацистами доверием; попав в плен, он не только не был расстрелян, но получил столь ответственную и почетную должность в самом Гестапо. Этот же следователь вел дело и арестованных солидаристов, свиданья с которыми, там же в Гестапо, он устроил незадолго до их освобождения. Деспотули с благодарностью вспоминал о своих разговорах с чекистом, не только вежливым, но даже благожелательным. Чекист говорил: «мне ясно, что все в доносе сфабриковано, но надо придумать, как доказать, что вы не верблюд».

Чекист напомнил Деспотули, как тот в нарушение законов помог одной остовке узаконить ее свободное проживание в Берлине. Эта молодая полуинтеллигентная советская девушка сбежала из остовскаго лагеря, прибежала в редакцию и в кабинете редактора, чуть не на коленях, со слезами, умоляла ее спасти, что было очень трудно. Деспотули спрятал ее у друзей и в течении недели добивался и добился «оформления», то есть отчисления от лагеря и выдачи документов и продовольственных карточек, а также и службы. Девушка оказалась предприимчивой и устроилась на видную должность в пропагандный отдел РОА. Деспотули подвергли преследованию не за это, а потому, что девушка написала на него обстоятельный донос с указанием на подозрительное его поведение в течении всего времени, что Деспотули ее устраивал. Догадалась ли сделать донос сама девушка, или ее кто-нибудь на это навел, Деспотули так и не узнал216.

По-видимому, девушка, о которой идет речь в этом рассказе, — Одолинская, и неожиданная встреча в Потьме должна была поднять в Деспотули вихрь неприятных воспоминаний. Более того, на деле и симпатичный следователь-доброхот, по всей вероятности, был не просто «бывшим» чекистом, но являлся как раз тем энкаведистом, внедренным в гестапо, который участвовал в 1944–1945 годах в следствии в гестапо и по делу основателя Всероссийской Национальной партии В.В. Минаева217. Как бы то ни было, встреча с Одолинской перед отъездом из СССР не могла не служить для Деспотули лишним напоминанием из его личного опыта о «взаимопроникновении» или слиянии сталинских и гитлеровских карательных учреждений.

Вскоре после его задержания советскими органами в Берлине была арестована и жена Деспотули Эльфрида Эмильевна, занимавшаяся научно-исследовательской работой и политикой не интересовавшаяся. О ее подлинной судьбе после разлуки он не знал ничего вплоть до возвращения в Германию в декабре 1955 года. В промежутке между выходом из лагеря и отъездом домой от имени жены письма ему писала на машинке ее подруга.

Публикуемые письма Деспотули к К.Г. Кромиади содержат прежде не известные историкам детали о следствии на Лубянке, лагерном заключении и обстоятельствах жизни после освобождения из советских лагерей и возвращения домой. С Кромиади (бывшим, как и Деспотули, по происхождению греком, но родившимся, в отличие от него, в семье сельского священнослужителя)218 их связывали симпатии, вспыхнувшие при первой встрече в 1917 году во время службы на персидском фронте. Кромиади вспоминал:

Шел май судьбоносного 1917 года. Встретились и познакомились мы в Хамадане, в комендатуре. <…> Хотя ожидавших транспорт в Керманшах было много, но мы с В.М. как-то сразу подружились. На меня Деспотули произвел с самого начала хорошее впечатление: небольшого роста, с черными выразительными глазами, быстро соображавший и к тому же с большим юмором. Обращал на себя внимание и его белый университетский значок. Через два дня из штаба корпуса пришло распоряжение вернуть поручика Деспотули в штаб корпуса, тут же в Хамадане. Мы расстались; он вернулся в штаб корпуса, а я последовал дальше, в наш Первый пеший пограничный полк, а оттуда в партизанский отряд полковника (потом произведенного в генералы) Лазаря Федоровича Бичерахова219.

Встретились они потом лишь в «русском Берлине» 1922 года, но вряд ли старое знакомство переросло в ту пору в тесную дружбу: они вращались в разных кругах русской общины. Работавший при редакции газеты Керенского «Дни»220 Кромиади учился на экономическом отделении юридико-экономического факультета Русского научного института в Берлине (в некоторых документах в качестве его профессии указывается «бухгалтер»), но зарабатывал на жизнь в основном как таксист221. Во время советско-германской войны, в конце августа 1941 года Деспотули обратился к Кромиади с исходившим от Министерства оккупированных восточных территорий предложением организовать комиссию по обследованию лагерей и распределению военнопленных по специальности. Ужасающее положение, в котором находились пленные в немецких лагерях, а также убеждение в том, что свержение коммунизма возможно лишь при активном участии русского народа, привели Кромиади к участию в формировании в 1942 году добровольческих подразделений Русской национальной народной армии (РННА), запрещенной распоряжением Гитлера, а затем в создании Русской освободительной армии (РОА). 1 сентября 1943-го он был принят генералом А.А. Власовым, назначен комендантом его штаба, стал начальником его личной канцелярии и оставался ближайшим доверенным лицом его до конца войны. Будучи бесподданным (апатридом), Кромиади находился в лагерях Ди-Пи под Мюнхеном, а в 1946–1948 годах состоял менеджером в труппе наездников-джигитов (Reittruppe Т. Goldwin und S. Gorjanoff) в Вюрцбурге. Ведя общественно-политическую антикоммунистическую деятельность, он работал в 1950–1951 годах в Мюнхене для организации American Committee for the Liberation of the Peoples of Russia, возглавлявшейся в Нью-Йорке Юджином Лайонзом, работал в отделе кадров на созданной в 1953 году радиостанции «Освобождение» («Свобода»). Он многое делал для восстановления исторической правды о власовском движении и с 1960-х годов обратился к писанию мемуаров.

Переписка с Деспотули началась, когда Кромиади послал ему приветствие по поводу выхода на свободу и возвращения домой. Письма публикуются по оригиналам, находящимся в фонде К.Г. Кромиади в Архиве Центра восточноевропейских исследований Бременского университета (Bremen Universitat. Osteuropa Forschungsstelle. Historisches Archiv. F. 34). Из семнадцати находящихся в деле документов мы выбрали тринадцать писем, представляющих несомненный историко-культурный интерес222.

Скончался В.М. Деспотули 20 августа 1977 года в деревне Wittlich.

Примечания

1 Макриди A. † Владимир Михайлович Деспотули // Наша Страна (Буэнос-Айрес). 1977.1 ноября. № 1444.

2 В прощальном своем приказе 10 июня 1918 г. Баратов отмечал: «Особенно велика была заслуга этого Отряда потому, что он сражался за свободу и счастье своей Родины тогда, когда уже на всех остальных фронтах наши армии ушли домой…» См.: «Приказ Отдельному кавказскому кавалерийскому корпусу. № 85. Персидский фронт», Hoover Institution Archives. Nikolai N. Baratov Papers, Box