Я несколько раз обхожу его по кругу, пытаясь определить, с кем имею дело.

Еще один прием, которому я научился у Майлза, но язык тела может дать очень много информации. По правде говоря, моя единственная слабость - распознавание эмоций на лице, поэтому я никогда не концентрируюсь на нем.

Вместо этого я смотрю на то, как слегка подергиваются ноги или как мышцы на его руках, кажется, непроизвольно двигаются, когда он слышит, как я хожу вокруг него.

Он изучает меня так же, как я изучаю его, и перспектива найти равного себе человека вызывает во мне совершенно новый вид возбуждения.

Пусть я еще ребенок, но мои умственные способности намного превосходят знания большинства людей. Мое обучение тоже не вызывает никаких нареканий, и я знаю, что по мере роста я буду только совершенствоваться.

И вот, чтобы начать сеанс, я снимаю мешок с его головы, позволяя ему увидеть меня, внимательно наблюдая за тем, как расслабляются его плечи, как все его тело успокаивается, поскольку он, несомненно, считает, что ребенок не может причинить ему вреда.

Да, недооценивай меня. Это будет твоей смертью.

Как бы мне ни хотелось это признать, Майлз дал мне самое лучшее образование. Используя ресурсы со всего мира, мой ум изобилует всеми знаниями, которые могут понадобиться для успеха в этом мутном бизнесе пыток.

Это в сочетании с моим анатомическим опытом делает меня идеальным кандидатом для идеального истязания.

Один взгляд на обратный отсчет, и я вижу, что у меня есть еще десять минут до окончания всего теста. Но учитывая, что есть еще один уровень, я не хочу рисковать, проводя слишком много времени с этим джентльменом.

Я опускаю взгляд на записку в своих руках, в ней говорится, что я должен выяснить местонахождение пары нестандартных ядерных зарядов, спрятанных где-то вдоль береговой линии.

Здесь очень простой набор ножей и инструментов для пыток. Ничего слишком навороченного, всего достаточно для выполнения работы.

Майлз хочет, чтобы мы, в конце концов, импровизировали сами. Использовать наши творческие способности и показать ему, что его уроки не прошли даром.

На моем лице появляется лукавая улыбка, когда я провожу пальцами по инструментам, зная, что мужчина передо мной внимательно следит за каждым моим движением.

Как и я, он пытается понять, с кем имеет дело.

Но в отличие от меня, этот человек уже недооценивает мои способности.

Я беру самый маленький клинок и проверяю его остроту на своей ноге. Удовлетворенный результатом, кровь стекает в тот момент, когда кончик лезвия соприкасается с поверхностью моей кожи, я подношу его к губам, облизывая.

Мужчина смотрит на меня, словно не может поверить в то, что видит.

Хорошо. Он начинает нервничать.

Осторожно держа лезвие, я подношу его к рубашке, материал сразу же поддается, и обнаженная грудь оказывается на виду.

— Какой-нибудь орган тебе особенно нравится? — я вопросительно поднимаю на него брови.

Он брызжет слюной сквозь кляп, дергаясь на месте, пытаясь придвинуться ко мне.

— Тск, тск. Это просто невежливо, — добавляю я, вонзая нож прямо ему в бедро, рассчитав движение так, чтобы случайно не задеть бедренную артерию. Тем не менее, нож застрял недалеко, обеспечивая прямой приток крови к артерии. Лезвие так глубоко вошло в тело, что я чувствую кость прямо под кончиком, раздается царапающий звук, когда я толкаю и двигаю его внутри раны, создавая небольшое углубление. Звук почти как гвозди по меловой доске, острота ножа обеспечивает рассечение всех мышц и соединительной ткани.

Он даже не может закричать от боли, хотя очень хочет. И я безмерно огорчен этим, поскольку это было бы музыкой для моих ушей. В конце концов, это все, что я знаю.

Открыв свой маленький мешочек, я достаю нож и наблюдаю, как кровь вырывается наружу, словно маленький гейзер, пачкая его одежду и падая на пол.

Он пристально смотрит на меня, пока я окунаю нож в мешочек, покрывая кончик вязкой субстанцией.

Он хмурится, сузив глаза.

— Яд, — широко улыбаюсь я, — яд гадюки, — поправляю я. Когда я зачерпнул все содержимое мешочка, то просто положил нож обратно в рану, наблюдая, как его лицо искажается в нечеловеческой агонии, его кожа становится красной, его глаза выпучиваются, когда он пытается вынести все это.

Но это только начало.

Позволив ему в буквальном смысле слова "вариться" в яде, я возвращаю свое внимание к его груди, быстро делая надрез от ключицы до пупка.

Яд все еще в небольшом количестве, но, когда ядовитое вещество попадает на его открытую плоть, он вздрагивает от боли. Должно быть, это похоже на жжение, которое продолжает усиливаться. И по мере того, как я режу глубже, его реакция тоже ухудшается.

— Посмотрим, — одобрительно хмыкаю я, осторожно вскрывая его живот, лоскуты кожи с каждой стороны. —Думаю, с одной почкой еще можно жить, — добавляю я, моя рука нависает над уютной парой в его боку. — Однако, интересно, насколько болезненно удаление без анестезии? — задумчиво спрашиваю я.

Он до сих пор не потерял сознание от боли, что само по себе уже подвиг и говорит о его подготовке. Тем не менее, как только он слышит о своих почках, и особенно когда он может заглянуть в свой открытый живот, его лицо опускается в знак покорности.

Попался.

Кляп снят, он рассказывает все, что мне нужно было знать.

Взглянув на часы, я замечаю, что у меня есть еще пять минут до конца. Удовлетворенный его ответами, я просто проворачиваю лезвие под его горлом, разрезая его и обеспечивая быструю смерть, прежде чем перейти к последнему раунду.

Пересекая последнюю стену, я встречаю неожиданное зрелище.

Майлз непринужденно сидит на диване, по обе стороны от него стоят два стола.

Несмотря на то, что я прибыл первым, есть еще несколько человек, которые тоже пришли.

Сразу же нас приглашают за столы, разделив на пары.

За одним столом я сижу в паре с парнем на пару лет старше меня, а за другим столом - одна девушка с другим мальчиком моего возраста.

Перед нами разложена настольная игра Го. Мои губы подрагивают, когда я понимаю, в чем заключается последнее испытание.

Стратегия.

Майлз - поклонник Го, и у него в кабинете есть своя доска. Однажды он даже научил меня играть в нее, так что я знаю основы.

Как и в шахматах, одному игроку назначается белая сторона, а другому — черная. Но в отличие от шахмат,