Опустилась тьма, и вся активная деятельность прекратилась. Наступила гробовая тишина. Теперь город казался вымершим. Два часа мы напряженно вслушивались в эту тишину, тревожно ожидая дальнейших событий. Однажды я вроде бы услышал отзвук далекой музыки, но решил, что это мне почудилось. Затем внезапно, раздались шорох сандалий и возня возле дверей. Кто-то открывал камеры.

Наша дверь тоже открылась настежь, в коридоре стояло с десяток охранников. Их командир приказал нам выходить, чему мы оказались несказанно рады. В коридоре мы встретили Денхэма и других — скованных цепью в один строй, друг за другом. Норманн и я были прикованы в конце шеренги, а затем мы отправились наружу в сопровождении двух шеренг охранников с обеих сторон от нашего строя.

Большая улица была совершенно пуста, когда нас вывели на нее. Залитая малиновым светом фонарей, она убегала вдаль, за пределы города, туда, где был спрятан наш хронолет. При мысли о нем меня охватило яростное желание бежать отсюда — из этого города и из этой дурацкой эпохи назад, в XX век. Но я был скован цепью с другими пленниками этого неуютного грядущего, и нас вели в другую сторону — к циклопическому зданию в центре города.

Оно вырастало перед нами, по мере того как мы приближались к нему. Блестящий, сияющий зловещими огнями цилиндр из гладкого камня, тысяча футов в диаметре и полмили высотой. Это здание было покрыто сияющими багровым пламенем квадратами, в шахматном порядке чередовавшимися с темными квадратами. И мы шли прямо к этой таинственной и зловещей цитадели. Примерно в четверти мили от здания ведущая к нему гладкая улица превратилась в плавно поднимающийся пологий пандус. Мы шли вверх, пока не оказались у подножия стен. Там располагалась стрельчатая арка ворот, по обеим сторонам которой несли вахту вооруженные охранники.

Мы прошли через арочный вход и попали в длинный тоннель, стрельчатый, как арка, ведущая в него, пробитый в толстом монолитном камне стены. Этот тоннель был сто футов в длину — такова была толщина стен! Масштаб здания пугал, и, чтобы успокоиться, я сосредоточил внимание на багровом свете в конце этого тоннеля.

Через несколько мгновений мы достигли конца тоннеля и вышли из него внутрь огромного цилиндрического сооружения. Шок, который я испытал от увиденного, заставил меня пошатнуться. Необъятность помещения, где мы оказались, подавляла.

Внутри циклопической башни не было деления на этажи и отдельные помещения — был один зал чудовищных размеров, стены которого, озаренные багровым пламенем ламп, терялись во мраке наверху. Лампы не столько рассеивали мрак, сколько горели зловещим багровым пламенем, создавая мрачную и зловещую атмосферу.

Начиная от стен и на двадцать футов к центру комнаты, пол был из черного камня — плоским, непрерывным кольцом гладкого материала. Внутри этого кольца был единый, огромный диск из полированного металла, гладкий, как лед, более девятисот метров в диаметре. И за исключением нас, стоявших на черном кольце возле входа, не было ничего и никого на черном металлическом круге, не было людей, столов, алтаря — ничего, кроме уныло черного металлического диска.

Я огляделся повнимательнее и увидел в первый раз людей из города. В толще стен были вырезаны гигантские балконы, один над другим, тонувшие в дымке, наполнявшей здание. И эти балконы наполняли толпы — горожане, охранники и рабы собрались там, глядя на нас сверху. Нижний балкон, который размещался на высоте лишь нескольких футов над полом, был небольшой, выдвинутой над залом галереей. На этой галерее, расположенной не слишком далеко от меня, я увидел трех золотоволосых кан-ларасов, выглядевших явно старше остальных. Двое из них были облачены в малиновые мантии, третий — в черную. Они сидели спокойно, глядя свысока на зал. Эта низкая галерея и три балкона непосредственно над ней были заполнены кан-ларасами, в то время как на балконах выше собрались охранники в доспехах и рабы. Единственным входом на эти галереи была узкая винтовая лестница из черного камня, которая начиналась от черного кольца у основания циклопической башни и вилась вверх, исчезая во мраке.

Несколько групп гладиаторов, наподобие нашей, в сопровождении вооруженных охранников толпились у входа. Один из старцев в малиновой мантии поднялся и отдал приказ. Мои знания языка были слишком элементарны, чтобы понять его, но когда он закончил и сел на свое место, радостный шум пронесся над толпой на балконах.

Прежде чем я успел осознать происходящее, командир стражи, который надзирал за нашей группой, пролаял краткий приказ. Сразу восемь человек оказалось на металлическом диске. Они тут же обнажили оружие и сошлись в серии яростных поединков.

В течение нескольких минут четыре поединка закончились, но только трое бойцов вернулось из центра зала. Им тут же вручили доспехи и оружие — такое же, как у охранников. Я начал понимать цель этих боев. Гладиаторские бои служили системой отбора — сперва пробные поединки, типа тех, в которых я принимал участие. Выжившие в этих боях сражались друг с другом. Победители вливались в армию города, пополняя ряды стражи. Но с кем должна была воевать эта армия?

Бои продолжались. На арену каждый раз попадало по восемь человек, и моя очередь неуклонно приближалась. Ни Денхэм, ни я еще ни разу не были вызваны, но мое сердце билось быстро, я ожидал каждый раз, что окажусь среди следующих восьми. Буря мечей бушевала в центре зала, ряды гладиаторов таяли. Одни облачались в доспехи стражников, других — мертвых, утаскивали рабы. Горожане радостно потешались, глядя на то, как люди убивают друг друга. Охранники азартно кричали, подбадривая своих любимчиков и делая ставки. Бои продолжались, пока не осталось только двое — я и Денхэм.

Рабы уносили погибших. Я стоял потрясенный. Остались только двое — я и англичанин, человек, в котором я почувствовал друга!

Бесновалась толпа, мигали огни, звучали сигналы и команды. Охранник кольнул меня мечом, выталкивая на металлический диск. А я не мог прийти в себя, потрясенный злым коварством Фортуны. Из всех людей в городе я должен был сразиться с единственным человеком, кого я знал и любил. Прошло всего несколько секунд с момента завершения последнего боя, и цепь, сковывавшая меня, со звоном упала на пол.