как будто предлагалось достраивать здание сюжета по нескольким отрывкам. Стихи «новых эпиков» говорили о будущем как о прошлом и настоящем, как о близком, погружая читателя в пространство ощутимых возможностей: скажем, у Фёдора Сваровского (р. 1971) в его «космических» стихах появляются узнаваемые фигуры современного городского пейзажа. Это может быть «Олег со звёзд», или космический исследователь Биби Хлотрос, волею судеб оказавшийся в Южном Чертанове, или разбитной враль, рассказывающий байку в духе Дугласа Адамса о том, как его арестовали в далёкой галактике и он, пользуясь правом на звонок, позвонил на полтора миллиарда лет назад и поздравил своего отца с юбилеем, чем обанкротил «огромную дисциплинарную базу», или Игорь Сайфутдинов, герой пронзительной поэмы «Один на Луне»:

пусть жизнь на Луне скучна, ограничена и убога

и поверхность её безвоздушна, суха, пуста

и Земля теперь, в основном, – безжизненные места

но

Игорь Равилевич Сайфутдинов –

последний живой человек

первый из селенитов

космический старожил

ходит везде без скафандра

молится Господу Богу

за всех

кто когда-то

жил

За пределами фантастических мотивов поэзия Сваровского бывает не только нарративной, но и описательной – это тексты «о явлениях и существованиях», порой поразительно оптимистичные: «слон никогда / не станет бороться с китом // кит не сильнее слона / между ними невозможна война // данные звери – братья / вместе плывут под водой // кит молодой / и бодрый / слон весёлый и молодой». Временами такое письмо близко уже не к эпосу, а к фантастической энциклопедии в духе Борхеса (недаром в этом же стихотворении упоминается Аристотель), что эпичности не противоречит.

В исполнении Арсения Ровинского (р. 1968) и Леонида Шваба (р. 1961) «новый эпос» как раз обрёл фрагментарность, работающую на странность описываемого мира. Тексты Ровинского – фрагменты или финалы сюжетов, по которым можно достроить некое умозрительное целое; герои, о которых мы впервые слышим, показываются нам как хорошо знакомые. Образуется система персонажей, о связях между которыми можно только гадать:

ёж ест ежа треска треску корова корову

так говорит сама себе в автомобиле Таня Попова

что ж это я лисичка-сестричка травку жую

Ваша рябина кусты жасмина громкое пение – так и скажу –

(главное здесь не волноваться не беспокоиться)

больше не будет Юрий Петрович Вашей шелковицы

в моём саду

Ещё одна особенность творчества Ровинского – использование псевдонимов и гетеронимов. В 2000-е он изобрёл поэта с очевидно пародийным грузинским именем Резо Схолия, который писал иногда вполне «обычные» стихи Ровинского, а иногда – тексты с утрированным грузинским колоритом («грузины пышные по вечерам пьяны / распухшие несжатые колосья / до самыя склоняются земли / старухи врут стучат веретены – // пой, Гурджаани, голубь окаянный / на неживом мегрельском языке / протяжные свои многоголосья»). Уже в 2021 году Ровинский выпустит книгу «27 вымышленных поэтов в переводах автора», где применит свою манеру к «среднеевропейскому» верлибрическому письму – получится обоюдоострая пародия.

Леонид Шваб начинал работать в «новоэпической» манере ещё в конце 1980-х, и ранние его вещи отчётливо наследуют обэриутской и лианозовской поэтике. В 2000–10-е его поэзия становится всё более сюрреалистичной; в компактном тексте Швабу удаётся наметить большую, интригующую, не соотносящуюся с внятной реальностью историю, которую потенциально можно развернуть до размеров романа или хотя бы рассказа:

Кришна не плачет.

Медведи в саду преследуют дочь англичанина.

Назревает гроза, девочка схоронилась за камнем.

За оградой произрастают петунии.

Чем меньше планета, тем молния долговечней.

На рассвете стучится домой со товарищи англичанин,

Девочка спит на траве, дождь перестал.

Вместо медведей мы видим сборщиков хлопка.

Леонид Шваб[517]

Довольно скоро к «новому эпосу» начали причислять любую нарративную поэзию – с лёгкой руки самих основателей движения, которые в 2007 году в одном из номеров журнала «Рец» объявили родственными себе таких поэтов, как Линор Горалик[518], Андрей Родионов, Мария Степанова, Борис Херсонский. Важным жанром стала баллада – подчёркнуто урбанистическая, как у Родионова (и утрирующих его поэтику авторов, например самарской группы «Веселье ЕбиниZера»), или неофольклорная, связанная с «жестоким романсом», как у ранней Степановой; впоследствии Степанова преодолеет «новоэпичность» и двинется в сторону сугубо лирической фрагментарности. Установка на нестандартную сюжетность отличала стихи и некоторых близких к «новым эпикам» русскоязычных украинских поэтов – Марии Галиной («Доктор Ватсон вернулся с афганской войны – / Он эксперт по делам сатаны»), Юрия Смирнова («Специальным приказом / Нового губернатора / Штата Калифорния / Введена высшая мера наказания / Суд Дэвида Линча») или Павла Гольдина («Франсуаза с ребёнком приехала к тётке Лоре / день пила, потом наняла старика с лошадьми…» или «все вещи обрели вдруг имена: / на четырёх ногах стоит василий, / на нём наташки чёрного стекла…»). Впоследствии, уже через поколение, эта установка скажется в новейшей вирд-поэзии, – например, у таких авторов, как Дмитрий Герчиков и Анна Гринка. С другой стороны, на вирд-поэзию будут влиять и явления, с «новым эпосом» мало связанные: лингвистические эксперименты, опирающиеся на опыт американской «языковой школы» и деавтоматизацию письма, а также объектно ориентированная онтология – направление в рамках спекулятивного реализма, влиятельной западной философской школы. С третьей же стороны (ближе к опытам Ровинского и Шваба), к «новому эпосу» подключаются тексты, посвящённые онтологизации и деконструкции обыденности, и порой она приобретает действительно эпические масштабы, как у поэтов группы «Орбита» (в первую очередь Сергея Тимофеева) и Дмитрия Данилова (р. 1969), чьи стихи написаны в одном ключе с его прозой и воспевают монотонность, взятую в кавычки скуку существования:

Ехал из аэропорта Норильска

В сам Норильск

На такси

И мы проезжали

Мёртвый поселок Алыкель

Группа домов

Не покинутых

А так никогда

И не заселённых

Бетонные параллелепипеды

Подъездные двери

И пустые окна

Это всё строили

Для военных лётчиков

Но у военных лётчиков

Изменилась судьба

И у этих домов

Тоже изменилась судьба

И они так и стоят

Так они и стоят

Вот так и стоят они

Задним числом к «новому эпосу» можно причислить и такого автора-одиночку, как Георгий Геннис (р. 1954); придуманные им постоянные персонажи (Кроткер, Клюфф, Сумерк и другие) существуют в пространстве мрачной фантасмагории, где человеческие действия, например проявление эмпатии, соответственно гротескным образом искажены (скажем, жена отпиливает себе ногу и даёт её в