красоты, а не скорбной Богоматерью, и в котором поклонение красоте считалось столь же законным, как и возвеличивание чистоты и невинности. Языческая сторона Рафаэля, которая позже будет рисовать розовощеких натурщиц в ванной кардинала и помещать греческих философов рядом с христианскими святыми в покоях Ватикана, теперь развивалась в тихой компании с той стороной его натуры и его искусства, которая создаст Мессу в Больсене и Сикстинскую Мадонну. В Рафаэле, как ни в каком другом герое Возрождения, христианская вера и языческое возрождение будут жить в гармоничном мире.

Незадолго до или после визита в Сиену он ненадолго вернулся в Урбино. Там он написал для Гвидобальдо две картины, которые, вероятно, символизировали триумф герцога над Цезарем Борджиа: «Святой Михаил» и «Святой Георгий», которые сейчас находятся в Лувре. Никогда прежде, насколько нам известно, художнику не удавалось так хорошо изобразить действие; фигура Святого Георгия, отводящего меч назад для удара, в то время как его конь вздымается в ужасе, а дракон когтит ногу рыцаря, поражает своей энергией и в то же время радует своим изяществом. Рафаэль-рисовальщик вступал в свои права.

И теперь Флоренция звала его, как звала Перуджино и сотню других молодых живописцев. Ему казалось, что если он не поживет некоторое время в этом стимулирующем улье конкуренции и критики и не узнает из первых рук о последних достижениях в области линии, композиции и цвета, фрески, темперы и масла, то никогда не станет больше, чем провинциальным художником, талантливым, но ограниченным, и обреченным в конце концов на безвестное домашнее существование в городе, где он родился. В конце 1504 года он отправился во Флоренцию.

Он вел себя там со свойственной ему скромностью; изучал древние скульптуры и архитектурные фрагменты, собранные в городе; ходил в Кармине и копировал Масаччо; искал и просматривал знаменитые карикатуры, которые Леонардо и Микеланджело сделали для картин в Зале Совета в Палаццо Веккьо. Возможно, он встретил Леонардо; конечно, на какое-то время он поддался влиянию этого неуловимого мастера. Теперь ему казалось, что рядом с «Поклонением волхвов» Леонардо, «Моной Лизой», «Девой, младенцем и святой Анной» картины феррарской, болонской, сиенской, урбинской школ поражали суровостью смерти, и даже мадонны Перуджино были милыми куклами, незрелыми деревенскими девушками, внезапно наделенными бесконгениальной божественностью. Откуда у Леонардо такое изящество линий, такая тонкость лика, такие оттенки колорита? В портрете Маддалены Дони (Питти) Рафаэль явно подражал Моне Лизе; он опустил улыбку, поскольку у мадонны Дони ее, очевидно, не было; но он хорошо передал крепкую фигуру флорентийской матроны, мягкие, пухлые, окольцованные руки денежной легкости, богатое плетение и цвет одежд, которые подчеркивали ее форму. Примерно в то же время он изобразил ее мужа, Анджело Дони, мрачного, настороженного и сурового.

От Леонардо он перешел к фра Бартоломмео, посетил его в келье на Сан-Марко, удивился нежной экспрессии, теплому чувству, мягким контурам, гармоничной композиции, глубоким, насыщенным цветам искусства меланхоличного монаха. Фра Бартоломмео посетит Рафаэля в Риме в 1514 году и в свою очередь удивится стремительному восхождению скромного художника на вершину славы в столице христианского мира. Рафаэль стал великим отчасти потому, что умел воровать с невинностью Шекспира, пробовать один метод и манеру за другим, брать от каждого ценный элемент и соединять эти находки в лихорадке творчества в безошибочно свой собственный стиль. Понемногу он впитывал богатые традиции итальянской живописи; вскоре он воплотит их в жизнь.

Уже в этот флорентийский период (1504–5, 1506–7) он пишет картины, известные теперь во всем христианстве и за его пределами. В Будапештском музее хранится «Портрет молодого человека», возможно, автопортрет, с таким же беретом и боковым взглядом глаз, как на авторитратто в галерее Питти. Когда Рафаэлю было всего двадцать три года, он написал прекрасную Мадонну дель Грандука (Питти), чье идеально овальное лицо, шелковистые волосы, маленький рот и леонардовские веки, опущенные в задумчивости, обрамлены теплым контрастом зеленой вуали и красного одеяния; Фердинанд II, великий герцог Тосканы, находил такое удовольствие в созерцании этой картины, что брал ее с собой в путешествия, отсюда и ее название. Столь же прекрасна «Мадонна дель Карделино со златокудрой птицей» (Уффици); Младенец Иисус не является шедевром замысла и дизайна, но игривый Святой Иоанн, триумфально прибывающий с пойманной птицей, радует ум и глаз, а лицо Богородицы — незабываемое изображение терпимой нежности молодой матери. Рафаэль подарил эту картину Лоренцо Наси на свадьбу; в 1547 году землетрясение разрушило особняк Наси и разбило картину на фрагменты; фрагменты были так ловко воссоединены, что только Беренсон, увидев ее в Уффици, смог догадаться о ее превратностях. Мадонна на лугу» (Вена) — менее удачный вариант; однако и здесь Рафаэль дает нам замечательный пейзаж, омытый мягким голубым светом вечера, спокойно падающим на зеленые поля, неспешный ручей, возвышающийся город и далекие холмы. Картина «Прекрасная садовница» (Лувр) едва ли заслуживает звания самой известной из флорентийских Мадонн; она почти дублирует Мадонну луга, делает Крестителя нелепым с носа до пят и искупается лишь идеальным Младенцем, стоящим с пухлыми ножками на босой ступне Девы и смотрящим на нее с любящим доверием. Последней и самой амбициозной из них в этот период была Мадонна дель Балдаккино (Питти) — Богоматерь, восседающая под балдахином (baldacchino), с двумя ангелами, распускающими его складки, двумя святыми по бокам, двумя ангелами, поющими у ее ног; в целом обычное представление, знаменитое только потому, что оно принадлежит Рафаэлю.

В 1505 году он прервал свое пребывание во Флоренции, чтобы посетить Перуджу и выполнить там два заказа. Для монахинь Святого Антония он написал алтарную картину, которая сейчас является одной из самых ценных картин в музее Метрополитен в Нью-Йорке. В раме, украшенной прекрасной резьбой, на троне восседает Богородица, похожая на вордсвортовскую «монахиню, задыхающуюся от обожания»; на ее коленях Младенец поднимает руку, чтобы благословить младенца Святого Иоанна; две изящные женские фигуры — Св. Цецилия и святая Екатерина Александрийская — по бокам от Девы; на переднем плане святой Петр хмурится, а святой Павел читает; а выше, в люнете, Бог-Отец в окружении ангелов благословляет Мать своего Сына и одной рукой держит мир. На одной из панелей пределлы Христос молится на Елеонской горе, пока апостолы спят; на другой Мария поддерживает мертвого Христа, а Магдалина целует Его пронзенные ноги. Совершенная композиция ансамбля, притягательные фигуры святых женщин, задумчивые и тоскующие, мощный замысел страстного Петра и уникальное видение Христа на горе делают «Мадонну Колонны» первым