измеряться лишь денежно. Знание и профессиональный труд являются неоспоримыми ценностями, и эта аксиома не должна быть забыта. Также не нужно забыть, что кроме всех вкладов со стороны всех Трэстис были и многие другие жертвователи, помогавшие культурному делу и в крупных суммах, и в своем постоянном благодетельном участии. В журналах и списках Учреждений имеются списки и упоминания о таких доброхотных жертвователях, и это обстоятельство, во всяком случае, не должно быть забыто или умалено. Все Вы помните, как в свое время мы писали Вам о том, что каждое пожертвование, хотя бы оно заключалось в одном долларе, должно быть и записано, и сердечно оценено. Этим подчеркивалось, что не только количество денежных знаков, но и сопровождающее их сердечное благопожелание имеет незабываемую ценность. В силу всего этого правосудие не может иметь в виду лишь одно пожертвование Хорша. Ведь если собрать воедино все внесенное всеми остальными Трэстис, а также всеми доброхотными жертвователями и сотрудниками, то соотношение этих ценностей будет весьма показательным в нашу и всех прочих жертвователей и сотрудников пользу. Все это настолько очевидно, что лишь особо злая воля закроет глаза на эту неоспоримую истину. В течение последних полутора лет со времени пресловутого вольт-фаса трио все время бросалось в глаза, что речь шла лишь о денежном пожертвовании Хорша, совершенно игнорируя все внесенное в дело со стороны целой многочисленной группы лиц. Знает ли Комитет бондхолдеров о таком соотношении ценностей, внесенных в Учреждения? Ведь каждая такая ценность прямо или косвенно ограждала и интересы бондхолдеров. Было бы в высшей степени несправедливо все время говорить лишь об одном лице, когда следовало бы оценить труды и приношения целой многочисленной группы. Кроме всего прочего, ведь именно Хорш всегда заведовал всею денежною частью Учреждений.

27. XI.1936. Очень просим Вас перевести это письмо, чтобы у каждого из Вас четверых была бы в руках копия по-английски. Сейчас получено письмо Фр[ансис] от 10.XI с описанием чудовищно ложного аффидевита, сфабрикованного тремя злоумышленниками. Все пункты, упоминаемые Фр[ансис], настолько лживы, что неужели могут найтись люди, которые не возмутятся этим нагромождением безобразных измышлений. Взять хотя бы позорный аффидевит Эстер Лихтман, где, как Фр[ансис] сообщает, преступница уверяет, что все ее прежние указания лживы сознательно. Спрашивается, какой же судья, адвокат, юрист не усумнится, где же вообще ее правда? Так бесстыдно лгать о болезни Е. И., будто бы несуществующей, может лишь отъявленная беспринципная преступница. Прилагаю при сем две копии заявлений Эстер Лихтман, а также в оригинальном манускрипте ее рукой ее заявление официальному представителю правительства. Неужели она хочет сказать, что она вводит и правительство в заблуждение, при этом ссылаясь на [свои] медицинские познания, приобретенные в Германии и в Америке? Кроме этих трех приложений мы имеем целое множество ее писем и телеграмм из Наггара ко мне в Европу и Пондишери, в которых описываются состояния здоровья, деталированные точными описаниями сердечных припадков и прочих опасно-болевых фаз болезни Е. И. Хочет ли Эстер Лихтман сказать, что она лгала целые годы, — какая же вера может быть дана ее показаниям вообще? Если для юристов нужно, мы можем сделать выписки и со всех прочих ее писем и телеграмм. Конечно, все это имеется в так называемой визной, которая находится в Учреждениях в Нью-Йорке. Вероятно, Вы знаете, где этот файл находится. Если он не в Ваших руках — ведь как Вы сообщали, многое захвачено злоумышленниками, — то телеграфируйте нам, и мы сделаем выписки отсюда. Кроме некоторых оригиналов, остальное у нас в копиях с точно пронумерованным оглавлением. Поистине, злоумышленники обезумели. Неужели Хорш доходит до такой несказуемой низости, что собирается объявить подпись под документом об аннулировании всего фальшивою… Затем, где же эти культы, о которых, по словам Фр[ансис], поминает чудовищный аффидевит? Правда, когда-то мы слышали, что миссис Хорш в каком-то престранном обряде ходила вокруг козы. Но ни мы, ни Вы и понятия об этом «культе» не имеем и никакого «культа» не устанавливаем. Работа по культуре и этике не есть культ, но есть долг каждого образованного просвещенного человека. Мои статьи «Борьба с невежеством» и «Знак Эры», которые Вы по-английски имеете[599], достаточно ясно говорят о нашем отношении к науке, к познаванию, так благодетельному для эволюции человечества. Достаточно каждый из нас читал о кострах и пытках, которым подвергались мученики науки. И вот сейчас перед нами в отношении нас самих же встает такое же преследование. Спрашивается, где же все экспедиционные суммы, ибо экспедиция была от амер[иканских] Учреждений? С какими подтасовками и подделками мы все сейчас встретились. Как печально, что некоторые художественные советы обзавелись такой председательницей, наверное, Фр[ансис] об этом предмете узнает и еще многое любопытное. Также, наверное, многие оценили бы таинственные маскарады Гл[иина]. Ведь это обстоятельство указывает на существование какого-то недопустимого заговора. Конечно, если бы Кузен знал всю правду, то многое бы преобразилось бы. Но спрашивается, кто же может довести до сведения твердо, независимо и справедливо? Не является ли у Вас на этот предмет каких-либо соображений?

Пришло письмо Зины от 11 ноября со вложением чудовищного аффидевита. Между прочим, письмо носило следы вскрытия. Одна печать была сломана и сильно обмазана клеем, так что часть страницы осталась приклеенной к конверту. О чудовищном аффидевите можно лишь сказать, что преступники впали в последнюю степень злоумышления. Вероломство белокурой неслыханно. Иуда-предатель, совершив свое злодейство, все же устыдился и повесился, но современные его последователи поступают иначе и, видимо, наслаждаются своим безобразием и мерзостью. Посылаем Вам копии писем и телеграмм белокурой 1930 года. Кроме того, посылаем копии свидетельства известного французского доктора Лапэра, в делах было и свидетельство д-ра Лозины, кот[орый], во всяком случае, не родственник наш. Мы с ним познакомились впервые в Париже перед нашим отъездом в Наггар. Как Вы знаете, Лозина по паспорту итальянец. Первоначально предполагался доктор-француз, и лишь ввиду непредвиденных семейных обстоятельств, удержавших его, произошло приглашение Лозины. Когда к посылаемым сейчас копиям писаний белокурой Вы прочтете адвокатам уже ранее Вам посланные семнадцать ее писем от 1935 года, написанные ею по пути в Америку, то каждый судья должен опорочить такого недобросовестного свидетеля. Конечно, Вы прочтете эти ее письма и Сток[су], и Сутро, и всем, кому полезно знать истинную сущность злоумышленников. Если белокурая лгала и американскому, и здешнему правительству, то почему же она лгала и своему будущему покровителю Хоршу (среди посылаемых писем Вы найдете и копии ее письма к нему)?

Как всегда, в нужный момент является неожиданное обстоятельство. Нежданно приехал в наши края и поселился поблизости медикал оффисер