Богу угодно было ниспослать России новое тяжкое испытание. Начавшиеся внутренние народные волнения грозят бедственно отразиться на дальнейшем ведении упорной войны. Судьба России, честь геройской нашей армии, благо народа, все будущее дорогого нашего Отечества требуют доведения войны во что бы то ни стало до победного конца. Жестокий враг напрягает последние силы и уже близок час, когда доблестная армия наша совместно со славными нашими союзниками сможет окончательно сломить врага. В эти решительные дни в жизни России, почли МЫ долгом совести облегчить народу НАШЕМУ тесное единение и сплочение всех сил народных для скорейшего достижения победы и в согласии с Государственною Думою признали МЫ за благо отречься от Престола Государства Российского и сложить с СЕБЯ Верховную власть. Не желая расстаться с любимым Сыном НАШИМ, МЫ передаем наследие НАШЕ Брату НАШЕМУ Великому Князю МИХАИЛУ АЛЕКСАНДРОВИЧУ и благословляем ЕГО на вступление на Престол Государства Российского. Заповедуем Брату НАШЕМУ править делами государственными в полном и ненарушимом единении с представителями народа в законодательных учреждениях, на тех началах, кои будут ими установлены, принеся в том ненарушимую присягу. Во имя горячо любимой родины призываем всех верных сынов Отечества к исполнению своего долга перед ним, повиновением Царю в тяжелую минуту всенародных испытаний и помочь ЕМУ, вместе с представителями народа, вывести Государство Российское на путь победы, благоденствия и силы. Да поможет Господь Бог России. Г. Псков, 15 часов__мин. 1917 г.»[1298].

Мы видим, что текст этого манифеста является полным повторением манифеста об «Ответственном министерстве» и манифеста об отречении в пользу наследника Алексея Николаевича, с той разницей, что в этот текст введено имя великого князя Михаила Александровича.

Таким образом, нам известны авторы текста манифеста: это были генерал Алексеев, Базили и великий князь Сергей Михайлович. День его первоначального написания 1-е марта 1917 года, день, когда был составлен проект манифеста об «Ответственном министерстве». День его первой правки — ночь 2-го марта, когда был составлен манифест об отречении. Но когда и кем был составлен третий вариант этого манифеста, передавший престол великому князю Михаилу Александровичу?

По имеющимся воспоминаниям получается, что этот текст был исправлен самим императором в тот момент, когда в царском поезде находились Гучков и Шульгин. Однако по нашему мнению, это — дезинформация.

Мы могли убедиться, что один и тот же текст переносился из документа в документ. При этом император не имел к этим переносам и к самому тексту никого отношения. Тем не менее, текст-образец манифеста был отправлен Рузским в Петроград по прямому проводу Родзянко ночью 2-го марта. По нашему мнению, на основании этого текста в Петрограде был изготовлен фальшивый манифест, подделана подпись императора Николая II и графа Фредерикса. Далее было оставлено место для даты и времени, которые были внесены позже.

Делать такую фальшивку в Ставке было неудобно: надо было искать образцы подписи Государя и Фредерикса, проводить долгую кропотливую работу. Поэтому в Ставке сделать это было значительно труднее, чем в Петрограде. Но кто бы мог подготовить такую фальшивку в Петрограде, в условиях беспорядков и погромов? Надо заметить, что беспорядки и погромы в те февральские дни в Петрограде были строго контролируемые. Громили только того, кого заговорщикам надо было громить, и арестовывали только того, кого им выгодно было арестовывать. Так, разгрому подверглись отделение контрразведки, помещение ГЖУ, полицейские участки, но оказались абсолютно не тронутыми военные командные учреждения, в частности Генеральный штаб. Между тем, в окружении Гучкова ещё задолго до революции было большое количество офицеров и даже генералов Генштаба. Естественно, что в дни Февральского переворота эти связи были задействованы Гучковым в полной мере. По воспоминаниям многих очевидцев, Гучков был прямо-таки окружён офицерами генштабистами. По-видимому, эти офицеры играли важную роль в поддержании связи Гучкова со Ставкой и штабом Северного фронта. Среди его ближайших связей был генерал-лейтенант Генерального штаба Д. В. Филатьев. После Февральской революции он стал помощником военного министра Гучкова.

В условиях Генерального штаба изготовление фальшивого манифеста было делом не такой уж большой сложности. Как любой высший военный орган, русский Генштаб имел своих шифровальщиков и дешифровальщиков, имел и специалистов по выявлению подделок почерков, а также и по подделке документов.

В связи с этим представляется весьма интересным заголовок, с которого начинается текст манйфеста: «Ставка. Начальнику Штаба». Обычно считается, что это имеется в виду генерал Алексеев. Хотя обычно все телеграммы Алексееву Государем писались так: «Ставка. Наштаверх». Однако когда Гучков вышел из императорского вагона, он около 1 часа ночи 3-го марта послал в Петроград следующую телеграмму: «Петроград, Начальнику главного штаба. Зашифровал полковник Медиокритский. Просим передать Председателю думы Родзянко: «Государь дал согласие на отречение от престола в пользу великого князя Михаила Александровича с обязательством для него принести присягу конституции»[1299].

Снова этот таинственный «начальник штаба»! Кто он? Почему ему посылается телеграмма из Пскова? Причём посылается через Алексеева, что лишний раз доказывает, что под начальником штаба имеется в виду не он, а кто-то другой. По нашему мнению, эта телеграмма Гучкова сообщала в центр, что начался «проект Михаил» и что фальшивый манифест нужно готовить к опубликованию.

Доказательством того, что никакого манифеста Гучков и Шульгин с собой не привезли и императору никакого манифеста не предъявляли, служит то обстоятельство, что описания манифеста самым существенным образом отличаются друг тот друга.

Как известно, имеющийся весь текст манифеста напечатан на обыкновенном одном листе бумаги.

А вот, что пишет об этом Шульгин в книге «Дни»: «Через некоторое время Государь вошёл снова. Он протянул Гучкову бумагу, сказав:

— Вот текст…

Это были две или три четвертушки — такие, какие, очевидно употреблялись в Ставке для телеграфных бланков. Но текст был написан на пишущей машинке»[1300].

То же самое Шульгин повторил на допросе ВЧСК: «Царь встал и ушёл в соседний вагон подписать акт. Приблизительно около четверти двенадцатого царь вновь вошёл в вагон — в руках он держал листочки небольшого формата. Он сказал:

— Вот акт отречения, прочтите»[1301].

В отчёте графа Нарышкина манифест становится рукописным: «Его