Шрифт:
Закладка:
— Почему бы тебе не снять «Капитанскую дочь» Пушкина А.С. Она высказала такую мысль, смеясь. — А что, там столько крови и резни, как раз в стиле Тарантино. Он улыбнулся, между ними появилось тепло, заиграло искрами огня, сознание помутнело, и пространство плавно стало перетекать и другую форму. Она оказалась в своей постели и ужасно захотела спать, как Алиса, вернувшаяся только что из страны чудес.
Просто сон. Ей стало спокойнее, она перебралась из одного сновидения в другое, ничего необычного в перемещении, так бывает всегда, каждый раз со всеми, успокоилась сладко засыпая.
Сон прервал чей-то разговор, в квартире никого не было кроме неё. Входная железная дверь, закрытая на замок, металлические решетки на окнах, всегда внушающие чувство безопасности, и разговор двух мужчин в соседней комнате, через стенку, кажется на диване. Она открыла глаза, убедилась, что находится в своей спальне. Слава Богу, чувство спокойствие покинуло уже через секунду. Повернув голову она увидела белую чашку недопитого кофе, она стояла на письменном столе, аккуратно поставленная на листок белой бумаги, на котором осталось размытое кофейное пятно, напоминающее абстрактные картины современных художников, изображающие на белом холсте различные пятна краски. Голоса мужчин были живыми, четкими, быстро произносящие слова на неузнаваемом диалекте, на языке которого она не понимала, торопливо, энергично, похоже на итальянский. Мама мия! Только этого не хватало-про себя сказала она.
Дольче и Габана, только их не хватало. За что? Почему они там? Неужели это из-за шторах на окнах гостиной, из принта леопарда. Когда-то, несколько лет назад, она подсмотрела интервью из дворца Дольче и Габана на Сицилии, ей понравились гардины в дворце, в комнате, где они располагались и вели приятную беседу, искренне отвечая на вопросы. Тогда она нашла такую же ткань и повторила идею леопардовых гардин. Ну что в этом такого, зачем они там?
Выходить из спальни она не стала. Ужас от происходящего буквально сковал ей ноги, от колен до ступни ноги онемели и не двигались, по коже пробегали острые уколы тонкими иглами сковывающего страха. Пространство комнаты раздвинулось, растворилась стена, со стороны где стояла постель, в которой она лежала, вместе с постелью переместилась в спальню дворца немыслимой красоты. Балдахины их бархата, выросли рядом с кроватью, цвета темного бордо и золотыми кистями, украшенные камнями. В большой комнате никого не было, кроме неё, в углу она увидела свой книжный шкаф, тот который всегда стоял в её спальне. Он как-будто был живой и приглашал подойти к нему, она встала с кровати и сделав несколько шагов подошла. В шкафу были собраны буквально сокровища со всего света. Статуэтки и фигурки всех чудес света, Эйфелева башня, статуя Христа, статуя Свободы, кошка с поднятой лапкой из Японии, и множество книг, полных собраний сочинений русских самых известных писателей, унаследованных от бабушки. Шкаф как живой, не двигаясь, оставаясь смиренно на одном месте мысленно сообщил, что это дворец Елизаветы, а за окном Англия. Почему Англия? При чем тут Елизавета? Повернула голову, но не посмела подойти к окну, чтобы убедится. Страшно, а вдруг правда, увидит аккуратно выстриженный газон и красивые клумбы с фонтанами.
— Овсянка! Фраза, которая появилась у неё в голове, привычным бабушкиным голосом, которая упоминала, что Английская королева каждое утро предпочитает на завтрак овсянку.
— А бабушка где? Она посмотрела по сторонам, ожидая в эту минуту увидеть её. Но никого не было. Шкаф приглашал войти в него, это было невозможно сделать, но через секунду, она лежала в кровати, вязко запутавшись во сне, который неумолимо продолжался. — Лучше бы умереть! Прямо сейчас, это не возможно- и такая мысль вырвалась словно крик, без звука. Как во сне, ей хотелось кричать, но не получалось, не было ни звука ни сил. Это бывает. Сплю, успокоилась она.
Кровать, в которой она снова обнаружила себя, та самая, привычная, родная. Шкаф, стол. Комната её. Но только ужас всё тот же. Она лежала на спине, руки вдоль тела спокойно лежали на кровати, в центре комнаты, всё закружилось, и медленно расплывалось опять. Говорят, когда у человека опохмеле кружатся в голове вертолеты, лежа на кровати, надо спустить одну ногу, заземлиться. Неизвестно от куда в голове всплыла эта фраза. Она так хотела остановить кружение, нога не помогала, кружилась не только голова, но кровать, комната и вся квартира.
Кольцо! Нет не от гранаты, на пальце левой руки, от него потянуло холодом вдруг. Кольцо с необычной историей, особого сплава. Злата гордилась этим кольцом, которое несло в себе зашифрованную связь времен, еще от царских золотых монет, до переплавленного обручального простого кольца, которое то находись то терялось, сейчас оно как в фильме властелин колец приобрело немыслимую силу.
Война. Ей вдруг стало ясно, что время сдвинулось и переместилось в события той страшной войны. Кольцо уже не волновало, она встала с кровати, и потянулась к ящику письменного стола, открыла его и достала два неожиданных предмета. Письмо написанное от руки, красивым почерком, на пожелтевшей от времени бумаги и маленький фонарик, темно зеленого цвета, явно военный, который ни мог сам оказаться в столе. На книжном шкафу лежала сумка, вернее военный планшет, прадеда, тот самый, офицерский, как память и семейная реликвия, доставшейся ей по наследству. Она услышала слова, от человека которого не застала живым, от своего прадеда, который прошел через войну, человека трудной судьбы, теперь часть течет по её венам, и она это поняла, что сейчас будет самое сложное. Все, что было до этой минуты её немыслимого сна, ничего сложного. Она справится! Военный планшет внушал уверенный сигнал.
Дьявол. Господи. Они оба здесь, нет ни секунды времени размышлять на чьей стороне правда. Она подняла глаза на люстру, над кроватью, от туда зашипело и зашуршало, что-то страшное, неземное зло, которое остановить надо во, чтобы то ни стало прямо сейчас. Со звоном разбитого стекла оторванная с потолка люстра грохнулась и куда-то отлетела. Шипение продолжалось в квартире, оно проникло сюда в эту комнату, это зло, которое попалось и проникло обманными ловушками, которое приманило немыслимое искажение во времени, всю ночь происходящее в здесь в странной квартире или в искаженном больном уме, надо поймать. Военный фонарик, маленький, железный, сжатый в руке был единственным оружием истребления, но этому хитрому змею нельзя дать уйти,