Шрифт:
Закладка:
— Mon dieu… — пробормотала, ужасаясь, Жюли. — Это же дети.
Ужас все еще читался на лицах Жюли и Райли, когда спустя полчаса они уселись за стол в старом баре в порту. Это было темное полуразрушенное помещение со стенами, покрытыми грязной плиткой в стиле арабески, с полом, усыпанным использованными зубочистками и пакетиками с остатками еды, разбросанными тут и там. Короче говоря, это был бар, подходящий только для моряков, спускающих последние гроши своей зарплаты, или для преступников, ищущих укромное место для заключения сделок, где никто никогда ничего не знает, не видит и не слышит.
За маленьким поцарапанным столиком в углу помещения их уже ждал весь экипаж «Пингаррона», который только что ошвартовался у мола неподалеку от входа в гавань.
— Все так плохо? — спросил Сезар жену, выслушав ее рассказ о том, что происходит в городе.
― C’est terrible, ― подтвердила она хриплым голосом. ― Дети… mon dieu. Здесь все умрут.
Горькое молчание последовало за предсказанием Жюли, и сама краткость выражения помогла членам экипажа «Пингаррона» оценить масштаб трагедии.
― И как вы думаете, ― сказал Джек, не отрывая взгляда от стоявшей перед ним бутылки пива «Пеликан», как будто ожидая от нее ответа, ― то, что вы отняли у доктора-француза ― это... лекарство?
Жюли пожала плечами, не зная, что сказать, и все взгляды обратились к Райли.
Алекс молчал почти все время с тех пор, как они вошли в помещение, и сидел в глубокой задумчивости. Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что остальные ждут ответа.
― Не знаю, ― признался он и, пожав плечами, добавил: ― Но ...
― Понимаю… ― кивнул Джек. ― Итак…
Капитан фыркнул:
― Этого я и боюсь.
Галисиец уставился на него.
― Итак, ― наконец произнес он, ― мы собираемся?..
― Не вижу другого выбора.
― Но как?
― Я еще не знаю.
Джек раздраженно откашлялся:
― Дерьмово.
― Ты прав.
Остальная часть экипажа присутствовала при обмене обрывками предложений как зрители теннисного матча. Только в этом случае они не знали, что это за игра, черт возьми.
― Можно узнать, о чем идет речь? ― наконец вмешался Сезар.
Джек взглянул на Райли.
― Объясни, ― призвал он.
Капитан «Пингаррона» посмотрел внимательно по очереди на каждого из своей команды, и произнес:
― Я скажу, но вам это не понравится.
10
Доктор Риэ положил указательный и безымянный пальцы на яремную вену женщины, лежавшей на кровати, чтобы подтвердить то, что он уже знал, видя ее синие губы и тусклую кожу лица.
Чтобы убедиться в отсутствии пульса, потребовалось всего пять секунд. «Пять секунд для подтверждения конца сорокалетней жизни», ― подумал он, закрывая рукой ее красивые карие глаза, и молча пожелал ей благополучия на пути туда, куда бы ни отправилась ее душа.
Он пробыл в больнице менее двух часов, и в это время четверо человек умерли на его глазах. Он никогда не предполагал, что может стать свидетелем подобного. Даже на войне смерть не так жестока, потому что там сталкиваются со смертью молодые и сильные люди, а не беспомощные дети, женщины и старики.
Он поднял глаза от койки, где лежал труп женщины, и огляделся вокруг, где десятки одинаковых кроватей, занятых умирающими пациентами, заполнили палату Оранской городской больницы. И это была не единственная и не самая большая палата, предназначенная исключительно для лечения жертв чумы. Хотя выражение «лечить» было эвфемизмом для того, чтобы смотреть, как они умирают, не имея возможности сделать что-либо, чтобы предотвратить это.
Горстка измотанных медсестер перемещалась между койками пациентов, не в силах предложить им ничего, кроме слов поддержки. Своими белыми халатами, шапочками и бесшумными передвижениями они напоминали Риэ призраков, приветствующих умирающих.
Несмотря на то, что большие окна были широко открыты, утренняя жара усиливала зловоние смерти и миазмов в помещении, в котором хор стенаний больных как ножом резал сердце доктора.
Преодолевая боль и беспомощность, Риэ накинул простыню на безжизненное лицо женщины и, закусив губу, как можно быстрее направился к выходу, едва сдерживаясь, чтобы не пуститься в бег. Ему нужно было выбраться оттуда хотя бы на мгновение.
Полицейский у входа в палату, следивший за тем, чтобы в нее не входили посторонние или члены семей больных, бросил на него мимолетный безразличный взгляд. Тот был не первым, кого он увидел выбегавшим со слезами или с таким видом, что его вот-вот вырвет.
Риэ протолкался через переполненный людьми коридор, игнорируя их отчаянные вопросы и просьбы. Он не мог остановиться, чтобы поговорить с ними, или даже просто остаться в здании хоть на минуту. Ему нужно было вырваться на свежий воздух, чтобы не потерять сознание.
Он прошел по бесконечным коридорам, пока не добрался до выхода из больницы, прошел через двойные железные и стеклянные двери и на ступенях входа остановился, чтобы глубоко вдохнуть теплый воздух города с запахом моря, дыма, мочи и даже специй из припортового района.
Закрыв глаза, он долго глубоко дышал, очищая легкие от застоявшегося больничного воздуха, затем полез в карман, вытащил синюю пачку Gauloises, торопливо сунул в рот сигарету и закурил.
Теплый, горький дым заполнил легкие, оказывая успокаивающее действие на все его тело, как будто табак и никотин могли убить любые инфекционные бактерии. Успокоившись, он решил снова открыть глаза.
Парадный вход в больницу выходил на оживленную улицу Генерала Детрие с ее хаотичным движением, бакалейными магазинами, продающими продукты мегаполиса, и занятыми своими заботами пешеходами, снующими взад и вперед по узким тротуарам, не подозревая о драме, которая разыгрывалась в нескольких метрах от них. Или, может быть, зная это, но веря, что Аллах, Бог или Яхве защитят их от болезни по какой-то известной только им причине.
Вдруг Риэ заметил маленького оборванного мальчугана, смотрящего на него с другой стороны улицы. Доктор с досадой отвернулся, но через несколько секунд он все же снова взглянул на него и обнаружил, что тот все еще был там, пристально наблюдая за ним. На этот раз Риэ встретился с ним взглядом, и мальчик воспринял это как знак и пересек улицу, не обращая внимания на движущийся транспорт. Он прошел