попытки привели к напряженности в отношениях между польским и еврейским населением и воспринимались со смешанным чувством в среде самой еврейской общины, хотя в целом в ней наблюдалась тенденция к принятию немецкого языка и культуры. Предпринятые поляками в середине XIX века попытки восстания вновь поставили евреев в двусмысленное положение в том, что касалось политической и языково-культурной принадлежности. Неудивительно, что именно в этом «буферном» районе под нажимом с той и с другой стороны — районе, где сталкивалось также немецкое еврейство, прошедшее процесс эмансипации, с более традиционным восточноевропейским еврейством польских областей, — проблемы осознания политической принадлежности стали для еврейского населения весьма злободневными. Как отмечалось выше, Грец происходил из того же района.

Судьбы и Алкалаи, и Калишера являются свидетельством того, что в момент, когда в нееврейском обществе начинается национальное брожение, нарушается неустойчивое равновесие между еврейским обществом и окружающим миром, и впервые обнаруживается необходимость поиска новых решений даже в традиционных кругах. Так, несмотря на различие происхождения и культуры, Алкалаи и Калишер обращаются к поиску новых решений проблемы еврейского бытия в рамках самого традиционного еврейства.

В книге «Минхат-Иехуда» («Дар Иудеи»), изданной в 1845 году, рабби Иехуда Хай Алкалаи предпринимает первую попытку придать земной, реальный характер видению Избавления. Алкалаи, опираясь на традиционную религиозную литературу и ее толкования, утверждает, что Избавление произойдет не внезапно, но постепенно и ему будут предшествовать подготовительные процессы. Поскольку Страна Израиля разорена и пустынна, физически невозможно, чтобы все сыны Израиля пришли и поселились в ней одновременно. «Господь желает, чтобы Избавление происходило почтенным и благопристойным образом, и поэтому заклинает нас, чтобы мы являлись не все сразу и не остались в поле, как обитатели шатров (кочевники), а понемногу, пока не отстроится и не утвердится наша земля». Алкалаи добавляет, что «надо построить дома и вырыть колодцы, насадить виноградники и масличные деревья». Подобная постепенность заселения страны выразится в том, что «наши братья в изгнании будут помогать вернувшимся из него, ибо вероятно, что все поселенцы будут бедным и малоимущим людом».

Таким образом, основываясь на традиционных толкованиях, Алкалаи лишает процесс Избавления — конечно, не само Избавление — его мистической одномерности. Процесс Избавления перестает быть исключительно Божественным актом, всецело переданным в руки Творца, а превращается в дело, в котором участвует и человек. Этим путем Алкалаи ухитряется избежать греха упования на близость конца, выдавая «удостоверение кошерности», исходящее из логики традиции и выводов из нее, людским усилиям, связанным с заселением Эрец-Исраэль.

Снятие мистического покрова с процесса Избавления выражается и в прагматическом отношении к языку иврит, в попытке освободить его от завесы исключительной святости, окутывавшей его, согласно еврейской традиции, как Святой язык, который не может и не должен использоваться для повседневного общения между людьми, ибо это может осквернить его и умалить его святость. И здесь можно усмотреть параллели с некоторыми другими языками, например греческим, рядом славянских, воскрешение которых в качестве языка литературы послужило ядром кристаллизации национального сознания этих новых или обновленных народов. Рассеяние среди народов мира, утверждает Алкалаи, привело евреев, помимо всего прочего, к тому, что они не говорят более на одном языке, а с ослаблением языковой связи слабеет и единство в целом — тезис, истоки которого явно в современных ему национальных идеологиях, а не в самой еврейской традиции, которая удовлетворялась ивритом в качестве Святого языка:

«За многие наши грехи мы рассеяны и весьма удалены друг от друга, ибо в каждом государстве есть свое письмо, собственный язык и особые обычаи, что отдаляет собирание /рассеянных/ и задерживает Избавление. Признаюсь, что все дни мои я скорбел об этом; и нехорошо сделали наши отцы, пренебрегая нашим Святым языком так, что народ наш обратился в семьдесят народов, а язык — в семьдесят языков…»

Это многоязычие, полагает Алкалаи, таит в себе реальную опасность, ибо как будут общаться между собой сыны Израиля, когда наступит Избавление? Это — не галахическая проблема, а просто вопрос коммуникации между людьми:

«Если сотворит Господь, как все Свои чудеса, и соберет рассеяние наше со всех четырех концов земли в нашу страну, но один не сможет говорить с другим, то это разделенное собрание не преуспеет. Если же скажет кто-нибудь, что Господь Благословенный пошлет Своего ангела и тот научит нас семидесяти языкам, как научил Иосифа, как сказано: «Язык, который я не знал, услышу (= пойму)», то он говорит неправду: чудо не совершается так — даже если это воскресение мертвых, — что оно не может быть исполнено согласно законам природы».

Алкалаи делает новаторский вывод, который поражает своей практичностью и деловым подходом: следует научиться говорить на иврите, чтобы этим подготовить реальную почву для Избавления, когда оно наступит:

«Поэтому не надо отчаиваться, а следует со всей силой и смелостью восстановить наш язык, возродить его и сделать его основой, а Господь Благословенный изольет Дух Свой на учителей, на учащихся, на сынов и на дочерей, и они научатся говорить чисто. Потрудился — и достиг, поверь этому».

Итак, в приобретении земель в Эрец-Исраэль, в оживлении иврита как разговорного языка Алкалаи видит подготовку человеческими руками почвы для Избавления, когда оно придет. Он даже предлагает руководителям общин и богатым евреям поощрять эту деятельность. Появление в еврействе нового слоя богатых людей, действующих в сфере мировой экономики, что само по себе явилось одним из плодов эмансипации и начала развития капитализма, служит Алкалаи и другим мыслителям, шедшим впоследствии по его стопам, свидетельством накопления еврейской мощи, постепенного изменения положения евреев и намеком на более полное Избавление в будущем. «Это зависит лишь от наших вождей, которых Бог одарил знанием, пониманием и разумом, и к ним обращена эта заповедь — пожалеть то, что осталось от нас… Они вновь обратятся к Господу, Богу их, и к Давиду, царю своему; и все, что совершит Господь, с успехом выполнят руками их, и то, что будет делаться ими, будет исполнено».

Алкалаи сознает, что открытая проповедь подобной деятельности и активного отношения к жизни может возбудить сопротивление в силу традиционной подозрительности относительно всего, что связано с попытками ускорить Избавление и с опасностью лжемессианства. Поэтому Алкалаи сам формулирует ответ на свои радикальные предложения в рамках нормативной традиции. Алкалаи утверждает, что традиция отрицает не всякую возможность естественного Избавления и не все произойдет чудесным путем. Ведь предтеча Мессии из рода Иосифа должен принять участие в войнах Гога и Магога и завоевать Страну Израиля силой оружия, и, хотя ему суждено, согласно преданиям Агады, в конце концов пасть, все же это активное политическое действие, которое