в ту сторону, откуда донесся звук. Он еще не знает, что такое электрический звонок, не связывает его дребезжание с чьим-то прибытием. Он просто поворачивает головку в сторону прихожей.

Ориентировочный рефлекс...

Кто пришел, кто входит в комнату? Малыш угадывает: папа вернулся с работы.

Мама быстро ставит на стол две глубокие тарелки — для себя и мужа, меньшую — для сына. Малыш поднимается на ножки, топает к столу, протягивает ручки — возьмите меня, покормите. Ишь как захотел есть! Даже капельки слюны катятся на подбородок.

Вытерев сынишке личико, мама повязывает на его шейке «слюнявчик», сажает на колени, зачерпывает ложечкой борщ из маленькой тарелки. Сын смешно вытягивает губки, ест...

Отец неосторожно берет ребенка, чтобы отнести к кроватке. Малыш вскрикивает, сопротивляется, плачет.

Оборонный рефлекс...

Петр Яковлевич, сидя в кресле, просматривал кадры фильма, снятого по его поручению младшим научным сотрудником Евгением Сюсюком.

— Там нужно наш филиал основать... — прошептал Сюсюк, склонившись так низко, что его тонкие, тщательно подстриженные, напомаженные усики коснулись уха Петра Яковлевича.

Петр Яковлевич отклонился в другую сторону. Дразнящие запахи забивали дыхание. Холеное, без единой морщинки лицо Сюсюка передернулось.

— Я не то сказал?

— Евгений Никитович, почему вы говорите шепотом? Ведь лента идет без звукового сопровождения. — Помолчав, Петр Яковлевич добавил: — Ну-ну... Может, действительно основать филиал?

В продолговатом коридоре, где шел просмотр ленты, вспыхнул свет, стихло стрекотание проектора. И тут же из-за стены донесся стук дизельного движка и астмастическое посапывание компрессора. Сухо, будто автоматы, затрещали пневматические молотки. Видно, Гузь наверстывал упущенное.

Петр Яковлевич взял Сюсюка за пуговицу.

— Вот что, Евгений Никитович... Пленка хорошая, есть немало материала для анализа. Не поленитесь, посидите, расчлените все на составные части... Попробуйте каждый двигательный акт ребенка связать с деятельностью нервной системы. Покопайтесь в книгах Жан-Жака Руссо и Готфрида Лейбница... Ромена Роллана не забудьте...

— Простите, Петр Яковлевич! Беллетристика и наша работа? — пожал плечами Сюсюк. — Вы серьезно?

— Такая штукенция, Евгений Никитович... Очень сложная и запутанная. Прошу вспомнить, что писал Ромен Роллан о любви. Не припоминаете? Ну вот... У нее есть удивительные способности, она имеет как бы обратную силу. В ту самую минуту, когда Жан-Кристоф понял, что любит Минну, он понял, что любил ее всегда. Заметьте, что такой обратной силой наделены все человеческие чувства.

— Слишком неожиданно... — пробормотал Сюсюк. — А к чему все это?

— Э, голубчик, такая штукенция... Скучно объяснять очевидное. Но хорошо, попытаюсь. Слушайте внимательно. Назову некоторые проблемы становления детского организма, его психики. Раз — переход ребенка от реактивности к активности и связанной с этим психической саморегуляции. Два — распознание ребенком своего образа и овладение личными местоимениями. Три — развитие и трансформация самооценок. Четыре — формирование сознательного «я» и социальное самоопределение личности...

— Ишь к чему подвели! — встрепенулся Сюсюк, мысленно проклиная тот миг, когда согласился на съемки. Ведь это ж сколько книг придется перелистать, напрягать мозг. А сколько придется убить времени! Покорно вздохнув, он угодливо улыбнулся. — Давайте я еще одну ленту изготовлю. Чтоб больше материала было.

— Достаточно и этой, — разгадал его маневр Петр Яковлевич. — Даю вам неделю, и ни дня больше.

— Да, придется порядком попотеть.

— Придется, — кивнул Петр Яковлевич, направляясь в свой кабинет.

Раскрасневшийся от мороза и быстрой ходьбы Савич, войдя в приемную, сразу же направился к двери кабинета начальника лаборатории. Но секретарша остановила его:

— Пошаркал смотреть киноролик.

— Сама ты шаркаешь, — огрызнулся Савич, опускаясь на краешек стула. Не вовремя, ох не вовремя подвернулся этот ролик. Вдруг вскочил. — Дай ключ!

— Какой? — захлопала длинными ресницами Натали.

— От кабинета Петра Яковлевича. Мне надо кое-что записать.

— Пишите здесь...

— Ты, лисичка, не крути хвостом! Ты мне мозги намозолишь, пока я что-то буду писать. Ну!

Натали выдвинула ящик стола, взяла ключ, протянула его Савичу.

— Никакого шарма в отношениях с дамами... Ну никакого!

— Дама! — хохотнул Григорий, исчезая в кабинете Петра Яковлевича. — Бубновая, червовая? Перекрасьтесь в крестовую, тогда и будет шарм. Дама!

Когда в приемную вошел Петр Яковлевич, Натали сердито буркнула:

— Открыл ваш кабинет... Ворвался как бандит... Будто ему все дозволено...

— Кто ворвался? — удивленно взглянул на нее Петр Яковлевич.

Натали вскочила, подбежала к двери кабинета, распахнула ее.

Петр Яковлевич увидел Савича, сидевшего на полу. Перед ним были расстелены листы ватмана.

— Простите, Пе... Як... — Григорий встал, одернул свитер. — Кстати, уместное сокращение. И смысл имеет. Одну букву изменим — и выйдет Пыяк.

— Где тебя черт носил? — Петр Яковлевич пропустил мимо ушей дерзость Савича, хотя понимал, что Натали, услыхав новое прозвище, сегодня же разнесет его по отделам. — Пыяк... Пусть будет Пыяк, хоть я этого зелья не употребляю...

— Идите сюда. — Григорий схватил пальцами за рукав и силком потащил начальника в кабинет, забыв, что Петр Яковлевич на протезах и не может передвигаться так же ловко и энергично, как он.

— Показывай, показывай свое творение. — Переступив через ватманские листы, Петр Яковлевич открыл настежь окно. — Надымил, не продохнешь. Ну давай, выкладывай на кон, что принес.

— Весомого, ощутимого — ничего... — Григорий стал на одно колено, носком ботинка пододвинул к себе лист ватмана, поднял его. — Прежде всего изложу ход размышлений. Начнем с цикличного запоминающего элемента. Каморка памяти... Я отказался от релейной схемы с блокировкой. Отбросил феррит с тригером. Остановился на схеме, в которой имеется логический элемент «или» с линией задержки. Почему? Импульс, подлежащий запоминанию, подается на вход элемента «или». Из входа он поступает в линию задержки, миновав ее, снова попадает на вход «или». Если время задержки сделать во много раз больше, чем продолжительность импульса? Схема успеет запомнить целую серию новых импульсов. Выигрыш в увеличении объема информации. Это — память...

— Не мог над чем-нибудь более хитрым помудровать? — прервал Савича Петр Яковлевич. — Цикличные схемы давно известны.

— Я передаю ход мысли, а не решение, — вскипел Григорий. — Не можете потерпеть?

— Давай, голубчик, пожую твою словесную мамалыгу, — улыбнулся Петр Яковлевич. —