эвтаназий». Например, группенфюрер СС Артур Небе, который стоял у истоков одного из самых чудовищных злодеяний в истории человечества, занимая посты начальника германской уголовной полиции и директора Интерпола (Friedlender, 1995: 55). Именно этот – формально главный в мире – «борец с преступностью» предложил задействовать газ для ликвидации приговоренных на Тиргартенштрассе. Подобная деловитость пришлась по вкусу Гиммлеру: в 1941 г. шеф СС назначил Небе начальником айнзацгруппы B, работавшей в сфере действия группы армий «Центр». Здесь энергичный группенфюрер применил свой богатый опыт: по его приказу казни евреев и коммунистов начали проводиться в машинах-душегубках с использованием выхлопных газов, то есть не на глазах у личного состава, чью психику прагматично решили поберечь.

Важную роль в реализации Т-4 по линии СС сыграл высокопоставленный офицер криминальной полиции Кристиан Вирт – по оценке историка Генри Фридлендера, «самый жестокий из ее организаторов» (Friedlender, 1995: 298). Он контролировал уничтожение, а также фабрикацию документов для родственников. Первые расправы с его участием прошли в январе 1940 г. в Бранденбурге; в середине года его карьера делает взлет, и он становится инспектором всех «центров эвтаназии» в рейхе. Неудивительно, что в 1942 г. мы находим Вирта на посту коменданта лагеря смерти Белжец, одного из трех, созданных для проведения операции «Райнхардт» (под этим названием скрывалось истребление евреев и цыган оккупированной Польши). В короткие сроки заслуженный эсэсовец получил должность инспектора всех лагерей генерал-губернаторства и таким образом выступил одним из главных творцов Холокоста. В 1943 г. его перевели в Триест, в окрестностях которого спустя год Вирта нашла пуля югославского партизана.

Еще один видный нацист, показавший себя во время «принудительных эвтаназий», – доктор Ирмфрид Эберль. В ходе Т-4 он был начальником центра ликвидации больных в Бранденбурге, где прославился тем, что лично откручивал вентиль, запуская газ в камеру с жертвами. Впоследствии один из его ассистентов, доктор Генрих Бунке, на суде сказал, что его шеф вел себя так, будто мечтал удушить газом Бога и весь мир. Настоящий звездный час этого людоеда наступил после начала «фернихтунгскриг». С февраля 1942 г. он – комендант спешно сооружаемой Треблинки, где летом под его руководством начинается уничтожение жителей Варшавского гетто. Маниакальный фанатизм Эберля выделял его даже среди нацистских палачей: он взялся истреблять евреев с таким дьявольским усердием, что вызвал серьезный сбой в нацистской машине уничтожения. Как вспоминал Вилли Ментц, охранник лагеря смерти, Эберль «был очень амбициозен. Он заказал больше транспортов [с евреями], чем можно было “обработать”. Это привело к тому, что поезда должны были ожидать за пределами лагеря, потому что привезенные ранее были еще не уничтожены. В ту пору было очень жарко и в результате во время этой жары в эшелонах умерло очень много людей; в это время горы трупов валялись на платформе…» (The Good Old Days…, 1991: 245) Кристиан Вирт оперативно отреагировал на эксцесс и восстановил порядок: ретивого коменданта отставили и прислали на его место более хладнокровного и расчетливого убийцу – Франца Штангля из Собибора. Провалившийся Эберль до конца войны прозябал на второстепенных постах. После краха нацистов он пытался избежать ответственности, но все же был опознан, арестован и покончил с собой в камере 16 февраля 1948 г.

Другой влиятельный нацистский врач, который начинал путь к «войне на уничтожение» в программе Т-4, – доктор Хорст Шуман. Формально именно он открыл активную фазу «принудительных эвтаназий»: первые партии больных уничтожались в Графенеке под его контролем. Потом Шуман продолжал миссию ликвидаций в Зонненштейне. А в ходе «фернихтунгскриг» на его долю выпала важнейшая для «восточной» политики рейха задача: под патронажем Генриха Гиммлера доктор присоединился к поискам метода массовой стерилизации «расово нежелательных» человеческих общностей (Вахсман, 2019: 454).

Убийства больных происходили тайно: официально каждую смерть объясняли выдуманной причиной вроде сердечного приступа или инсульта. Ее указывали в документах и сообщали родственникам жертвы. Однако слухи о принудительной эвтаназии просочились наружу и вызвали резкие протесты даже в тех слоях немецкого общества, которые были вполне лояльны режиму. Поэтому 24 августа 1941 г. Гитлер отдал распоряжение свернуть программу. Правда, свернулась она только в том смысле, что убийства перестали документироваться даже под грифом «секретно», а в качестве средства уничтожения больше не применялся газ; сами ликвидации происходили в течение всей войны. Просто теперь для решения вопроса использовали морфий, люминал и скополамин, а иногда просто морили несчастных голодом (Кранах, 2006: 7).

Нацистские планировщики отчитались о результатах программы как о невиданном экономическом триумфе. Убийство 70 тыс. человек сохранило для рейха 885 439 980 рейхсмарок. В отчетах специально подчеркивалось, за счет каких именно продуктов, не съеденных умершими, была достигнута эта экономия. Так, например, 20 856 026 рейхсмарок удалось сэкономить на хлебе, 13 490 440 на мясе и сосисках, 708 350 на варенье, 1 054 080 на сыре (Mostert). Таким образом, готовя нападение на Советский Союз, высшее руководство нацистской Германии уже имело опыт массового убийства ради пропитания, жертвами которого становился «расово негодный материал». Поэтому нет ничего удивительного в том, что Гитлер и Гиммлер пришли к выводу о возможности повторить эту программу на Востоке в гораздо больших масштабах. Если логика истребления «бесполезных едоков» работала в Германии, не было никаких препятствий для ее переноса на территории Востока.

* * *

Важное обстоятельство, которое необходимо принимать во внимание при оценке связи СС и плана экономического штаба «Ост», заключается в том, что Генрих Гиммлер также занимал пост рейхскомиссара по укреплению германской народности. Именно ему впоследствии предстояло руководить заселением Востока немцами и в конечном итоге сделать так, чтобы на присоединенных землях осталась только «германская кровь».

Это было главной мечтой Гиммлера на протяжении многих лет: в этом он полностью разделял идеи своего фюрера. Еще в 1924 г. Гиммлер записал в своем дневнике: «Только в борьбе со славянством немецкое крестьянство проявит себя и окрепнет, так как будущее – за германским Востоком… Именно на Востоке находятся гигантские территории, приспособленные для сельского хозяйства. Они должны быть заселены потомками наших крестьян, чтобы прекратилась практика, при которой второй и третий сыновья немецкого крестьянина вынуждены переселяться в города для поиска заработка… Как и 600 лет назад, немецкий крестьянин должен чувствовать себя призванным бороться против славянства за обладание и увеличение территории святой матери-земли» (Хене, 2003: 58).

С молодых лет Гиммлер попал под влияние той части немецкой историографии, которая считала ошибкой экспансию Оттона Великого в Италию. Влиятельная группа историков второй половины XIX в. во главе с Генрихом фон Зибелем провозглашала, что историческим призванием германцев было движение не на Юг, а на Восток. Они называли «глупостью или преступлением сливать в слепом тщеславии воедино то, что не может