всех остальных городов действует правило, что перед взятием они должны быть разрушены артиллерийским огнем и атаками авиации, а население должно быть принуждено к бегству. Ставить на карту жизнь немецких солдат для спасения русских городов от опасности пожаров или кормить их население за счет немецкой родины – безответственно» (Война Германии против Советского Союза…, 1992: 69)[23].

Таким образом, согласно приказу, разрушению должны были подвергнуться именно города регионов-потребителей, и это, конечно, не случайность. Логика директивы ОКВ от 7 октября была тесно связана с директивами экономического штаба «Ост» от 23 мая. Советских граждан следовало истреблять либо гнать на восток, избавляясь от лишних едоков и освобождая территории от избыточного и «неполноценного» населения. Подчеркнем: беспримерная трагедия Ленинграда была фрагментом нереализованного, но еще более чудовищного плана.

Верховное командование вермахта принимало непосредственное участие в разработке стратегии голода и, если принять во внимание краеугольный вопрос снабжения, было объективно заинтересовано в его принятии. Определяющей оказалась позиция генерала Томаса, который подчинялся лично главе штаба ОКВ Вильгельму Кейтелю. Что касается последнего, то он находился под полным влиянием фюрера и покорно принимал его точку зрения даже тогда, когда был с ним не согласен. Таким образом, верхушка вооруженных сил согласилась с планом Бакке. Более того, в соответствии с волей Гитлера она стала готовить меры по военному подавлению возможных голодных бунтов. В доказательство этого мы публикуем новый, обнаруженный в военном архиве Германии документ от 5 июля 1941 г., в котором Кейтель сообщал шефу Управления вооружений сухопутных войск Фридриху Фромму: «…Вследствие предстоящего голода на большей части завоеванных областей следует рассчитывать на действия, продиктованные отчаянием, и на внезапные нападения. Поэтому фюрер требует, чтобы командующие охранных дивизий, тыловых частей и полицейских формирований имели в своем распоряжении боевые машины… Снова уполномочиваю Вас во исполнение всех этих задач обратиться к приготовленным для итальянцев французским трофейным танкам и конфисковать их для этого. […] Также крайне необходимы будут бронепоезда» (Bundearchiv RW 4/578)[24].

Еще одним заинтересованным игроком оказалось ведомство Альфреда Розенберга, которое в будущем станет известно под названием Министерство восточных территорий, а пока что скрывалось под замысловатым псевдонимом «политического бюро по делам Востока». Ему предстояло осуществлять политическое управление покоренными землями после окончания войны. Розенберг активно продвигал идею использования окраинного сепаратизма, в особенности украинского; это означало, что для закрепления германского господства некоторые народы СССР можно признать хоть и третьестепенными, но все же союзниками Великой Германии. Допускалось, что можно предоставить им видимость национальной автономии, не третировать и тем более не истреблять, а, наоборот, направлять их на борьбу с главным противником в Кремле. Однако по отношению к великороссам, населявшим большую часть «лесной зоны», старый партайгеноссе Гитлера придерживался откровенно агрессивных взглядов. План Бакке не вызвал его возражений, что видно из речи, обращенной Розенбергом к своим подчиненным за два дня до вторжения в Советский Союз: «Когда мы говорим о немецких требованиях на Востоке, мы в первую очередь говорим о пропитании для немецкого народа. В южных районах и на Северном Кавказе найдутся излишки, чтобы прокормить немцев. Но мы не видим нашего долга в том, чтобы поставлять продовольствие из этих изобильных районов русским. Мы знаем, что это жестокая необходимость, которая стоит вне всяких чувств. Без сомнения, потребуется огромная эвакуация, и русский народ ожидают тяжелые времена» (IMT. Vol. XXVI: 622)[25].

По сути, это пересказ соответствующего места из документа 23 мая; только откровенную фразу о вымирании миллионов Розенберг заменил туманными эвфемизмами «эвакуация» и «тяжелые времена».

Таким образом, сам Гитлер, военные, экономисты и гражданская колониальная администрация согласовали стратегию Бакке. Однако наиболее интересным является вопрос об отношении к плану голода Генриха Гиммлера и СС в целом. На наш взгляд, эта связь носит самый важный и принципиальный характер.

* * *

Прежде чем перейти непосредственно к рассмотрению связи плана голода и действий СС на Востоке, следует отметить, что выделение социальной категории «лишних ртов» не было новым ни для фюрера, ни для структур Гиммлера. С 1939 г. рейхсфюрер по указанию Гитлера активно подключился в реализации похожей по смыслу программы в самом рейхе. Ее жертвами стали смертельно и неизлечимо больные немцы. В мотивации их истребления евгенические химеры органично сплелись с экономическими соображениями. Эта программа предвосхитила массовое уничтожение на Востоке той же логикой, когда жертв выбирали исходя из совокупности расовых и экономических предпосылок. C одной стороны – расовая гигиена, очистка немецкого общества от «больной крови», которая не должна передаваться по наследству; с другой – все то же предельно прагматичное устранение тех, кого государство обязано кормить, не получая ничего взамен.

Последняя причина важнее. Передача наследственных заболеваний в принципе была уже «исключена» специальным немецким законом, который предписывал стерилизовать носителей таких недугов. Однако кое-что изменилось с его принятия: приближалась война. Истребительная программа Т-4, которая получила название по адресу ее штаб-квартиры в Берлине (Тиргартенштрассе, 4), была задумана летом 1939 г., подготовлена осенью и запущена в январе 1940-го (Кранах, 2006: 6). Затевая новую бойню, чреватую экономическими потрясениями, нацисты стремились загодя сбросить человеческий балласт.

Путь к массовому убийству пролегал через педантичную бюрократическую процедуру. Сначала канцелярия фюрера затребовала у государственных и частных больниц отчет о том, содержатся ли в них неизлечимо больные и нетрудоспособные пациенты; если да, то в каком количестве и кто именно. Затем доклады клиник изучила медицинская комиссия – 42 авторитетных врача-специалиста: напротив фамилии каждого, кто попал в список, член комиссии ставил красный плюс или синий минус. Первое означало ликвидацию, второе – сохранение жизни. Будет человек убит или нет, определяла простая математическая сумма плюсов и минусов.

Пройдя через сито экспертизы, список попадал к руководителям программы Т-4 Карлу Брандту и Филипу Боулеру, которые финально просматривали и визировали его. После этого в каждую клинику направлялось уведомление с требованием подготовить отобранных пациентов к «транспортировке». В назначенный день и час специальный автобус перевозил несчастных к месту гибели: расправа происходила в одном из шести центров эвтаназии – Графенеке, Бернбурге, Бранденбурге, Гартхайме, Зонненштейне и Гадамаре, где под видом душевых комнат были оборудованы газовые камеры. Таким образом, то, что ныне вызывает стойкие ассоциации с Майданеком и Освенцимом, начиналось в респектабельных медицинских учреждениях на территории самого рейха. Первая акция уничтожения газом прошла 18 января 1940 г. не в мрачных декорациях лагеря смерти, а в милом барочном замке Графенек, который раньше принадлежал герцогу Вюртембергскому.

Именно эта программа выявила и опробовала многие из тех кадров, которые впоследствии осуществляли политику уничтожения на Востоке. Целый ряд крупных нацистских преступников начинал с «принудительных