Мы забираем коробки из внедорожника и заходим внутрь. Там еще хуже. В коридоре пахнет мокрой псиной, а на втором этаже — унылая комната с бетонными стенами и облупившейся краской. Полы кое-где прогнили, а в большинстве шкафов на кухне отсутствуют дверцы. Проводка древняя и покрыта запекшейся смазкой, так что пожар случится не сегодня завтра.

И еще Элли не очень хорошо обращается со свечами.

Я ставлю свою коробку и тихо говорю Томми:

— Я поеду поговорю с принцем.

Он кивает.

— Прямо с языка снял.

Я показываю на Элли.

— Не оставляй ее одну.

Томми хихикает.

— В этом районе? Брат, я даже моргать не собираюсь.

Некоторое время спустя я в пентхаусе, сижу напротив Николаса в библиотеке.

— Это касается новой квартиры Элли. Вы видели ее?

Он ухмыляется.

— Она все говорила и говорила об этом вчера вечером за ужином. Она, кажется, очень рада обрести некоторую независимость.

— Но вы сами не видели это место? — напираю я.

Его руки перестают перекладывать бумаги.

— Нет. Но, судя по твоему тону, полагаю, что должен.

— Чем скорее, тем лучше.

Он встает со стула, и я следую за ним в гостиную, где Оливия просматривает документы для их нового благотворительного мероприятия. С тех пор как лорд Эллингтон купил рецепты пирогов матери Элли и продает их так быстро, как только могут работать компании по доставке, в кофейне больше их не подают. Вместо этого теперь там можно поесть горячее и сэндвичи и выпить горячего кофе любому, кто войдет. Гостей просят заплатить столько, сколько они могут.

Николас протягивает руку.

— Поехали прокатимся.

Она встает, чмокая его в губы.

— Куда мы едем?

— Элли сегодня переезжает в новую квартиру, давай навестим ее.

— Она сказала, что хочет, чтобы мы подождали, пока она там все устроит.

Николас встречается со мной взглядом поверх темноволосой головы своей жены.

— Давай сделаем ей сюрприз. Твоя сестра любит сюрпризы.

* * *

Когда Оливия переступает порог квартиры с глазами размером с четвертак, становится ясно, что удивлена не только Элли.

Гулкий звук доносится снаружи — в нескольких кварталах от нас что-то произошло.

— Привет, ребята! — Элли приветствует свою сестру и шурина. — Я не хотела, чтобы вы приходили, пока я все не подготовлю. Что скажете? Разве тут не здорово?

Николас, человек, известный своим умением обращаться со словами, не может их подобрать.

— Это… что-то.

И все, что Оливия может выдавить из себя, это «вау».

С улицы снова слышен грохот. Прежде чем я успеваю прокомментировать, Николас спрашивает:

— Это же?..

— Выстрелы? — договаривает Томми. — Да. Примерно каждые двадцать минут. Как Биг-Бен для бедных.

Тощий бородатый бродяга, голый, если не считать грязного поношенного плаща, заглядывает в окно и машет рукой.

Я делаю движение в его сторону.

— Соседи вроде дружелюбные.

Оливия подходит к окну и опускает штору — карниз обрушивается на пол.

Я уже говорил, что это место, должно быть, проклято? Его нужно разбомбить.

— Почему здесь так холодно? — спрашивает Николас.

Элли слегка морщится.

— Да, есть небольшая проблема с отоплением.

— В чем проблема?

— Его тут нет. — Она поднимает палец. — Но все в порядке — у меня есть план.

Николас почесывает лоб.

— Не могу дождаться, чтобы услышать его.

— Я подумала, что притащу сюда что-то вроде мангала для костра и, конечно, поставлю его у окна, чтобы дым мог выходить наружу.

— Мангал для костра? — повторяет Николас.

— Да, — продолжает Элли. — Вы знаете, у коренных американцев раньше в вигвамах был огонь, и дым выходил через крышу, — объясняет она.

— Вигвамах? — переспрашивает Томми.

— Верно. — Николас кивает. — Ладно. Томми, не мог бы ты взять эти коробки, пожалуйста? Логан — возьми эту с той стороны, а я с другой, — говорит он, поднимая две большие коробки у своих ног.

— Что ты делаешь? — спрашивает Элли.

— Ты здесь не останешься, — говорит ей Николас.

— Я знаю, что тут неидеально… но мне же нравится, — причитает Элли.

— Мы найдем тебе новое место для поисков себя. Я даже попрошу владельца подкрутить трубы, чтобы они протекали, если это сделает тебя счастливой, но ты не можешь здесь оставаться. Ни при каких обстоятельствах.

— Но…

— Срань господня! — Оливия визжит и прыгает. — Там крыса! Огромная крыса!

— Не трогай его! — кричит Элли. — Я уже с ним познакомилась. Я буду его кормить. Я назвала его Реми — как в «Рататуе», — он милый.

— Реми не будет таким милым, когда обгрызет у тебя пальцы на ногах, пока ты спишь, — говорю я ей.

Она тычет в меня пальцем, такая милая и обиженная.

— Ты вообще не помогаешь.

Оливия начинает переупаковывать коробки.

Элли бросается к ней.

— Подожди, Лив! Поддержи меня — сестринский кодекс.

— Ты не можешь оставаться здесь, Элли. Разговор окончен.

— Но тут особая атмосфера, — хнычет Элли.

— Я думаю, что ты путаешь атмосферу с сообщением, которое серийный убийца написал на стене кровью после того, как спрятал здесь тела.

Элли хмуро смотрит на свою старшую сестру, качая головой:

— Брак с принцем сделал тебя неженкой, Лив.

Оливия смеется:

— Я никогда не была достаточно тверда духом для Реми. Никогда. — Новая принцесса щелкает пальцами. — Идем.

Затем она следует за своим мужем и Томми прямо к двери.

Пока я закрываю коробку у своих ног и поднимаю ее, Элли стоит посреди комнаты, глядя вокруг. Она тиха и кажется… крошечной в пустой квартире. Удрученной.

Я подхожу к ней сзади.

— Будут и другие места, Элль.

Ее светлые волосы с фиолетовыми кончиками колышутся на спине, когда она качает головой.

— Не такие, как это.

— Нет, они будут лучше. Более приятные, безопасные места. Ты заслуживаешь лучшего.

Она поворачивается с приливом праведного гнева. Кончики ее маленьких ушей и щеки порозовели от злости.