Шрифт:
Закладка:
— Бальдр, ты здесь? Садись, ешь, пей со мной, — произнёс конунг. — Я хочу выпить с тобой за примирение.
Хёрд поднял кубок, и я тоже поднял свой. Наши руки встретились. Мёд расплескался, смешался и капнул на стол. Мы с братом выпили.
Я оторвал себе кусок дымящейся лепёшки и взял ложку для похлёбки. Наполнив рот пищей, я жадно стал жевать. Но через миг ощутил горечь, почувствовал, как вяжет рот. Я поглядел на других и увидел, что все, кроме меня, довольны столом.
«После смерти я не могу дышать без боли и не могу даже нормально жрать!» — я очень разозлился и швырнул ложку. Она подскочила и скатилась над стол.
— У тебя упало, милый, — сказала женщина, поднявшая ложку.
Женщина поклонилась мне и ушла, таща за собой непослушного мальчишку. Она села за дальний стол, где сидели другие женщины и дети. Я заметил, что все они были одеты бедно: не у всех были украшения и одежда была выцветшая и заштопанная.
— Кто это? — спросил я сидевшего рядом со мной хирдмана.
— Это вдовы. Они едят здесь какое-то время, пока не найдут себе мужа или работу.
Я ещё раз бросил взгляд на сидевших в дальнем углу женщин. Лица их были безрадостны. Дети, по большей части малолетки, вертелись в разные стороны. Они хотели поиграть в доме конунга, но матери требовали глядеть в тарелки.
— Жена Торира тоже здесь?
— Да. Вон та, в синем сарафане.
Я устало поднялся и прошагал к вдовам.
— Ты жена Торира? — спросил я.
Светловолосая молодая женщина, возле которой крутилась четырёхлетняя девочка, с недоумением поглядела на меня и кивнула. Я расстегнул ножны с мечом и протянул женщине.
— Это меч твоего мужа.
— А где мой папа? — спросила девочка, положив ручонки на исцарапанные ножны.
— Он уже не вернется.
— Что с ним случилось?
Не хотел я говорить девчонке, что её отца сожрали варги.
— Он сражается, — ответил я. — И скоро прогонит тёмных тварей.
Я потрепал девчонку по пепельной макушке и увидел, как вдова Торира вытирает слёзы.
Я подумал о смерти, и мне стало очень холодно. Видения Хельхейма предстали перед глазами. Тьма. Безнадёжность. Одиночество.
«Торир сражается, — подумал я. — Сражается со своими чудовищами, как сражался я».
По коже побежали мурашки, я развернулся и прошагал к очагу. Это была вытянутая в длину яма в центре зала, обложенная валунами. Пламя плясало над камнями, жар огня лизнул мне лицо. Я потёр онемевшие руки и протянул их вперёд. Сквозь огонь я видел, как жена Торира взяла меч и немного высунула его из ножен, оголив металл.
«Я сделал хорошее дело: отдал меч Торира его вдове. Но где же мой меч? Где Эйсир?! Проклятье, не помню».
Я вновь перевёл взгляд в пламя, и оно вдруг расширилось, заплясало повсюду жёлтыми, багровыми всполохами. Перед глазами возникло видение: я стоял в кузне, раздувая пламя. На наковальне сверкал клинок из белого металла, рукоять была оплетена кожей, в навершии горел красный камень. Я сунул меч в яростное пламя огня и расплавил его. Я разделил его белую искрящуюся кровь на части и сделал украшения для близких. Маргрет получила амулет с камнем, Хёрд и Вали — запястья, Йорунн и матери достались броши. Себе я не оставил ничего.
«Меча больше нет!» — ужаснулся я.
Дыхание перехватило. Глаза закололо оттого, что я долгое время не моргал. Сердце застучало у самого горла. Я сглотнул.
«Зачем я лишил себя оружия?! Зачем я лишил себя силы?! — Я обделался. Да, я правда обделался. Мерзкий холод пополз у меня по коже. — Когда-то давно я мечтал о мире и отдал самое дорогое, но в ответ меня уложили в могилу! Не верь больше людям, Бальдр, в них нет ничего святого! Даже в Маргрет нет больше святого — она отдалась Хёрду».
Я взялся обеими руками за голову и зажмурился, я потерял устойчивость и пошатнулся.
— Бальдр, сядь. Ты пьян, сейчас угодишь прям в огонь. — Один из воинов придержал меня за локоть, а потом позволил опереться на себя. — Ты извини, что я… ну, врезал тебе. Можешь врезать мне, если хочешь.
— Не сейчас, — я поглядел на молодого голубоглазого парня. — Но врежу, не переживай. Иди, я в порядке.
Воин ушёл. Я покосился на Хёрда с мрачной миной на лице и печального Лейфа, на пустующее кресло Маргрет. Сердце заныло, я так скучал по ней. Почему она не показывается на глаза? Боится двоякого положения?
Я вернулся за стол с тяжёлым сердцем.
— Дядя Бальдр, можно спросить? — произнёс Лейф, глядя мне в глаза. Он глядел не так, как глядит маленький мальчик. В его взгляде смешались ожесточение и нетерпеливый интерес.
— Ну, спроси, — ответил я.
— Где мама?
— Хм, не знаю… — замешкался я, бросив взгляд на Хёрда.
— Папа, ты говорил, мама у Бальдра? — Лейф с негодованием покосился на отца.
— Бальдр, — хрипло произнёс Хёрд, положив руку на плечо сыну. — Разве ты не прячешь её?
— Нет! Она провела ночь в Хедвиге и сразу же уехала!
Я злостно выдохнул и поглядел на Хёрда. Его губы сомкнулись под мокрыми от мёда, золотистыми усами. Он провёл ладонью по бороде и уложил костлявые кулаки на стол. Я был рад, что не видел его глаз под повязкой, потому что знал, что встретил бы укор — Маргрет пропала по моей вине!
— Может, твоя жена отправилась молиться в святилище? — проговорил хирдман, сидевший справа от меня.
— Может, и отправилась, — проворчал Хёрд. — Пошли людей, Горм, пусть узнают.
— С рассветом отправлю Бьёрна и Годи, конунг, — ответил Горм.
Я встретил осуждающий, тревожный взгляд Лейфа и тут же отвёл глаза. Меня и самого раздирала тревога. Я встал, нечаянно уронив что-то со стола.
— Бальдр, — обратился ко мне Хёрд.
Я замер и повернулся к незрячему брату.
— Я жду, когда ты принесёшь меч. До тех пор не смей путаться с Маргрет и унижать меня. Понял?
Я обвёл взглядом хирдманов, хмуро взирающих на меня. Отчаяние овладело мной. Я не смог признаться Хёрду, что меча больше нет.
— Понял, — буркнул я, скрепив сердце.
— Я предупреждал её, — добавил Хёрд. — Если изменит мне, то я вынужден буду наказать её. Видят боги, я всегда шёл к ней с добротой. Но нарушение брачной клятвы не простит ни один уважающий себя мужчина.
— Я не спал с ней!
— Тогда зачем ей скрываться?! — рявкнул Хёрд. — Это позор! И в отличие от тебя, она стыдится и скрывается! Я должен наказать её.
— Что ты собираешься с ней сделать? — проскрипел я.
— Отрезать уши.