Не повредит Макбету.

Джеймс: Тогда живи, Макдуф: ты мне не страшен.

Ричард:

Будь горд, как лев, не помышляй о том,

Где строят козни и кто пышет злом:

От всех врагов Макбет храним судьбой,

Пока Бирнамский лес не выйдет в бой

На Дунсинанский холм.

Джеймс:

Не быть тому!

Стволы не сдвинуть с места никому.

Их не наймешь, как войско. Я воскрес!

Спи, бунт, пока стоит Бирнамский лес.

Ликуй, Макбет! В сиянии венца

Земным путем пройдешь ты до конца,

Назначенного смертным. Но одно

Скажите мне, коль все вам знать дано:

Воссядет ли на трон державы нашей

Род Банко?

Ведьмы закричали все вместе: Не стремись узнать об этом!

Джеймс: Я должен знать! Посмейте отказать мне,

И я вас прокляну навек!

Все вместе:

Явитесь!

Сердце честолюбца раньте

И во тьму обратно каньте!

С задних рядов поднялись восемь фигур, закутанных в плащи. Девушка, сидевшая с ними рядом, удивленно взвизгнула. Они скользнули в центральный проход и начали спускаться («Тоже третьекурсники?» – задумался я), а Джеймс смотрел на них расширенными от ужаса глазами.

– Хватит! – произнес он. – Иль эту цепь прервет лишь Страшный суд?

Сердце скакнуло мне в горло. Я второй раз вышел на свет, на моей коже блестела кровь. Джеймс ахнул, подняв на меня глаза, и все зрители разом повернулись. В тишине затрепетали сдавленные крики.

– Ужасный вид, – слабым голосом выговорил Джеймс. Я снова начал спускаться по ступеням, подняв руку, чтобы указать на восемь фигур и присвоить их. – Но это правда: Банко, / В крови, с улыбкой кажет мне на них, / Как на своих.

Я опустил руку, и они исчезли, растворились в тенях, как будто никогда не существовали. Мы с Джеймсом стояли в десяти футах друг от друга перед костром. Я блестел алым, жуткий и окровавленный, как новорожденный младенец, а лицо Джеймса было призрачно-бело.

– Неужели это так? – произнес он, как мне показалось, обращаясь ко мне. Повисла странная набухающая тишина. Мы оба склонились вперед, оставаясь на месте, дожидаясь, чтобы что-то произошло. И тогда между нами шагнула Мередит.

– Да, это так, – сказала она, и Джеймс отвел от меня глаза. – Но почему / Макбет так мрачен, не пойму?

Он позволил увести себя обратно к костру и к соблазнительному вниманию ведьм. Я поднялся по ступеням, остановился наверху и замер, как преследующий его призрак. Его глаза дважды обращались ко мне, но зрители снова смотрели на девушек. Они кружились вокруг костра, гогоча в грозовое небо, а потом опять начали петь. Джеймс в ужасе смотрел на них пару мгновений, развернулся и бежал от костра.

Все вместе:

Больше боли, горе злей,

Варево, кипи в котле —

Кожу змея, волчий зуб,

Мощи ведьмы бросим в суп…

Мередит и Рен продолжали танцевать, движения их были дикими и яростными, а Филиппа подняла котел, который был глубоко закопан в песок. В нем колыхалась зловещая красная жидкость, та же бутафорская кровь, что щипала мне кожу.

Все вместе:

Больше боли, горе злей,

Варево, кипи в котле.

Павианья кровь, студи,

Крепкий заговор клади.

Филиппа перевернула котел. Послышался тошнотворный всплеск, и все погрузилось во тьму. Зрители вскочили на ноги, воя от восторга и смятения. Я помчался обратно в укрытие, под деревья.

Когда у озера зажглись фонари – слабые оранжевые лампочки, загадочно мерцавшие вдоль воды, – берег взорвался криками, смехом и аплодисментами. Я согнулся вдвое в прохладной лесной темноте, упершись ладонями в колени и тяжело дыша. Казалось, я только что взбежал по холму. Единственное, чего мне хотелось, – это найти другого четверокурсника и вместе с ним облегченно выдохнуть.

Но тихо отметить не получилось. В честь Хэллоуина требовалась вечеринка масштабов вакханалии, и она не заставила себя ждать. Стоило уйти преподавателям и робевшим студентам первого и второго курсов, явились кеги, будто сотворенные какой-то остаточной магией, и в колонках, так жутко усиливавших голос Ричарда, заухала музыка. Первым из воды показался Александр, он шел, спотыкаясь, как восставший утопленник. Поклонники и приятели с других факультетов (первых было много, вторых единицы) окружили его, и он принялся развлекать их рассказом о том, как больше часа бродил по воде. Я еще немного подождал под защитой деревьев, прекрасно понимая, что залит кровью и избежать внимания у меня не выйдет. На берег я отважился вернуться, только когда заметил Филиппу.

Едва я вышел на свет, меня стали громко поздравлять, хлопать по спине и ерошить мне волосы – пока не поняли, какой я липкий. Когда я добрался до Филиппы, в руках у меня были всученные кем-то пластиковые стаканчики с пенившимся пивом.

– Держи, – сказал я, протягивая один ей. – С Хэллоуином.

Она перевела взгляд с моего окровавленного лица на грязные босые ноги, потом обратно.

– Удачный костюм.

Я подергал ее за рукав платья, все еще мокрого и просвечивавшего почти везде.

– Мне твой больше нравится.

Она закатила глаза.

– Думаешь, они нас в этом году всех разденут догола?

– Есть же еще рождественская маска.

– Ох, Господи, типун тебе на язык.

– Остальных видела?

– Мередит пошла искать Голос. Где Джеймс и Рен, понятия не имею.

Александр с извинениями покинул своих слушателей и вклинился между нами, обхватив нас обоих за шеи.

– Все прошло наилучшим образом, – сказал он и добавил: – Что за хрень? Оливер, ты засранец.

– Нет, я Банко.

(Он просидел обе мои сцены под лодкой.)

– Пахнешь сырым мясом.

– А ты стоялой водой.

– Туше. – Он ухмыльнулся, потер ладони. – Ну что, начнем вечеринку по-взрослому?

– И как ты предлагаешь это сделать? – спросила Филиппа.

– Бухать, орать, отрываться. – Он нацелил на нее палец. – Если только у тебя нет идеи получше.

Филиппа подняла руки, признавая поражение.

– Веди.

Казалось, Хэллоуин пробуждал в студентах Деллакера какую-то сибаритскую истерию. То, что я о нем помнил по предыдущим трем курсам, быстро забылось, потому что студенты четвертого курса были кем-то вроде знаменитостей. Знакомые, едва знакомые, те, кого я с трудом узнавал, осыпали меня и всех остальных комплиментами, интересовались, сколько мы репетировали, и выражали должное изумление, узнавая, что мы не репетировали вообще. Около часа я принимал предложенные напитки, затягивался косяками и сигаретами, но вскоре начал задыхаться из-за плотной толпы вокруг. Я заозирался в поисках кого-то из своих