Я совершенно не ожидал, что когда-нибудь услышу от Джеймса этот монолог. Он был слишком незапятнан, чтобы говорить о крови и убийстве, как Макбет, но в алом отсвете костра уже не выглядел прежним ангелом. Наоборот, он был красив угрожающей красотой – таким представляешь себе дьявола.

Джеймс:

Надежная и твердая земля,

Не слышь моих шагов, боюсь, иначе

Где и зачем я, камни разболтают

И это время ужаса лишат,

Который с ним согласен. Я грожу —

И он живет, словами я стужу

Жар дела. Так вперед, покончим с этим.

Он еще раз приговорил Дункана, потом прокрался прочь, чтобы встретиться со мной в стороне от света костра, пока зрители, перешептываясь, ждали, когда начнется следующая сцена.

– Что теперь? – спросил я, когда Джеймс подошел достаточно близко.

– По-моему… погоди.

Он отшатнулся, воткнулся в меня.

– Что?

– Геката, – прошипел он.

Прежде чем я даже уловил суть этого слова, из воды вырвался Александр. Пока вокруг него рушилась обратно в озеро вода, зрители повизгивали от изумления. Мокрый насквозь, он был обнажен до пояса, вокруг лица буйно плясали распущенные кудри. Он закинул голову назад и завыл в небо, как волк.

– Воплощенное зло, – сказал я.

Девушки снова появились из воды, но стоило Мередит произнести: «Что ты, Геката, смотришь так сердито?» – Александр сгреб ее за шею сзади, плеща во все стороны водой.

– А нет причины, наглые карги? – прорычал он. – Бесстыжие, как вы посмели / Болтать с Макбетом о путях / И тайнах смерти, не шутя?

Джеймс схватил меня за руку.

– Оливер, – сказал он. – «Банко в крови, с улыбкой».

– Ох. Ох, черт.

Он затащил меня в сарай, дверь за нами предательски скрипнула. Пол сарая был завален веслами и спасательными жилетами, едва оставалось место, где мы могли встать лицом к лицу. На нижней полке нас дожидалось ведро.

– Господи, – сказал я, поспешно расстегивая жакет. – Сколько нам, по их мнению, нужно крови?

– Судя по всему, залиться, – ответил Джеймс, наклонившись, чтобы снять крышку. – А воняет она!..

Сладкий, гнилостный запах заполнил помещение, пока я сбрасывал сапоги.

– Полагаю, надо начислить им очки за правдоподобие.

Рука запуталась в рукаве рубашки.

– Черт, черт, черт, я застрял, да твою мать… Джеймс, помогай!..

– Тише! Давай. – Он распрямился, ухватил мою рубашку за подол и стянул через голову. Я застрял головой в воротнике, ткнулся в Джеймса. – А эти штаны можно кровью поливать? – спросил он, хватая меня за пояс, чтобы я не упал.

– Ну, голышом я не пойду.

Он потянулся за ведром.

– И то. Рот закрой.

Я стиснул губы, зажмурился, и Джеймс вылил мне кровь на голову, что-то вроде извращенного языческого крещения. Когда она полилась по лицу, я заплевался и закашлялся.

– Да что ж это за дрянь такая?

– Не знаю. И не знаю, сколько у тебя времени. – Он схватил меня за голову. – Не шевелись.

Размазал кровь мне по лицу, по груди и по плечам, растрепал пальцами волосы, чтобы они встали дыбом.

– Вот.

Долю секунды Джеймс просто смотрел на меня, и вид у него был пораженный и вместе с тем полный отвращения.

– Как я выгляжу?

– Охрененно, – сказал он, потом толкнул меня к двери. – А теперь иди.

Я, спотыкаясь, вышел из сарая и потрусил между деревьями, ругаясь, когда в мои босые ступни впивались острые камешки и сосновые иголки. Страшновато, конечно, было дожидаться полуночи, понятия не имея, кого встретишь в темноте, но задача и сама по себе была непростая. Я знал только свои сцены, так что никак не мог понять, сколько у меня времени, прежде чем нужно будет выйти окровавленным призраком Банко. Меня хлестнула по лицу ветка, но я не остановился и полез на холм, по корням, камням и ползучим растениям. Еще одна царапина на щеке погоды не сделает, я и так весь в крови. Кожа, остывавшая на свежем ночном воздухе, была липкой на ощупь, сердце снова колотилось – отчасти из-за усилий, требовавшихся, чтобы забраться на тропу, отчасти от боязни, что я пропущу свой второй выход.

Как выяснилось, я добрался до крайних деревьев куда раньше срока. На место я шел медленно и неуклюже, у меня под ногами хрустели прутики, но зрители напряженно следили за вторым разговором Джеймса с ведьмами и не обратили на меня внимания. Я притаился под низкой веткой, и яркий запах сосны прорезался сквозь густой смрад бутафорской крови на моей коже.

Рен:

Что-то пальцы запекло —

Значит, на пороге зло.

Джеймс:

Эй, черные полуночные ведьмы!

Чем заняты?

Девушки танцевали вокруг костра, их распущенные волосы были спутаны, к юбкам прилипли зеленые озерные водоросли. Временами то одна, то другая швыряли в костер горсть сверкающей пыльцы, и из пламени вырывались клубы цветного дыма. Я переминался с ноги на ногу в своем укрытии, дожидаясь выхода. В череде видений я шел последним, но какими явятся остальные? Я поискал в толпе зрителей знакомые лица, но было слишком темно, чтобы различить черты. Слева от дома я заметил белокурую голову Колина, а еще в свете костра мерцали медные кудри, которые, по-моему, могли принадлежать Гвендолин. Я не мог не гадать: куда подевался Ричард?

Нечеловеческий пронзительный смех Рен вернул меня на берег.

Мередит: Скажи!

Рен: Спроси!

Филиппа: Ответ тебе дадим.

Мередит:

Нас выслушаешь – или тех, кому

мы служим?

Джеймс: Пусть являются, зовите.

Голоса девушек слились в высоком нестройном напеве. Джеймс смотрел на них с задумчивым сомнением.

Мередит:

Лейте кровь свиньи, что съела

Девять поросят, все в дело,

И убийцы смертный пот…

Все вместе:

Низший, высший, да придет,

Все расскажет в свой черед!

Филиппа бросила что-то в огонь, и пламя заревело, взметнувшись выше их голов. Над берегом разнесся голос, необъятный и ужасающий, как первобытное божество. Ричарда не узнать было нельзя:

– МАКБЕТ. МАКБЕТ. МАКБЕТ. СТРАШИСЬ МАКДУФА.

Его не было видно, но его голос давил на нас со всех сторон, был таким громким, что рокотал у меня в костях. Джеймс встревожился не меньше моего, он запинался, когда начал говорить:

– Кто б ни был ты, спасибо за совет. / Струну боязни он во мне затронул, но молви…

Ричард оглушительно перебил его:

– Будь дерзок, смел, кровав. Не знай препон.

Никто из тех,