вещевом мешке — мясные консервы, шоколад, кекс, сигареты, перевязочный пакет. Но и это еще не все: в полет полагались также складные лыжи и палки, ракетница с запасом ракет и пистолет).

Поэтому не удивительно, что когда командир полка капитан П. Сбигнев с техником Соболевским на биплане-самолете По-2 (командование Люфтваффе прозвало этот самолет «русс-фанер») подлетел к месту посадки Мессершмитта, то его кабина оказалась пустой, хотя в ней был обнаружен парашют с табличкой, на которой готическим шрифтом красовалось имя немца— «Мюллер». Но главный «вещдок» в виде глубокого следа лыжни находился рядом с самолетом. Что оставалось делать Сбигневу с техником, ведь «русс-фанере» лыж (как, впрочем, и многого другого) не полагалось? К счастью, на нем была рация, благодаря которой он связался с командным пунктом и смог организовать погоню за шустрым асом, подключив к поискам разведчиков с собакой. О «шустрости» немца говорил хотя бы тот факт, что за ночь немец преодолел более 90 км, прежде чем его настигла погоня. По имеющимся сведениям, завидя советских бойцов, Мюллер благоразумно бросил оружие и принял знакомую позу «хенде-хох» (Hande hoch).

По законам военного времени столь знаменитый вражеский летчик непременно должен был пройти через «жернова» контрразведчиков. Однако все их усилия, предпринятые не без традиционных физических приемов, не увенчались должным успехом — клиент при ответах на некоторые вопросы хранил «нордическое» молчание. Тогда контрразведчики решили передать его армейской разведке — Павлу Григорьевичу, вдруг тому «повезет». Эта акция носила скорее ритуальный характер, поскольку контрразведка (как и Москва, благодаря доносам тех же контрразведчиков!) была хорошо осведомлена о недопустимой мягкотелости Сутягина к пленным гитлеровцам. Такой «имидж», с учетом собственных пребываний в плену, Сутягину ничего хорошего не сулил.

Побывав в руках советских контрразведчиков, немецкий ас, мягко говоря, выглядел не очень презентабельно — выдавала сильно «помятая» физиономия. Сутягину, по его словам, подобные методы допроса военнопленных не доставляли удовольствия, и он прибегнул к военной хитрости (тогда слова «инновация» никто еще не знал). Он лично разыскал на одном из эсминцев настоящего цыгана, служившего мотористом. Это была чрезвычайно колоритная личность. Двухметровому акселерату, с бородой чуть ли не до пояса и с серьгой в ухе, по задумке Павла Григорьевича, срочно сшили красную рубаху на выпуск, чтобы придать ему вид законченного киношного палача.

Но и это еще не все. Подчиненные Сутягина притащили кресло наблюдателя со сбитого Фоккера (этот самолет-разведчик называли у нас 'рамой'. Кресло представляло собой фундаментальную конструкцию — широкие подлокотники, высокий подголовник, бронеспинка. При небольшом напряжении фантазии его вполне можно было принять за электрический стул, с учетом того, что к подлокотникам и подголовнику кресла были присоединены толстые электрические кабели, которые уходили в соседнюю комнату. Кресло установили в центре «пыточной» комнаты, а в дверях, скрестив на груди руки, стоял наряженный в красную рубаху цыган. При этом он занимал столько места, что Мюллеру пришлось бы протискиваться мимо него боком — иначе говоря, не заметить асу «ряженого палача» было невозможно.

И вот, привели Мюллера, усадили в кресло Фоккера, напротив «палача», делавшего при этом, по требованию Павла Григорьевича, зверское лицо. Разглядев электрические кабели, «нордический» клиент заметно побледнел и обмяк. А когда Сутягин рявкнул по-немецки: «Noch niemand lebend aus diesem Раит, nicht Antworten auf meine Fragen» («Еще никто не выходил живым из этой комнаты, не ответив на мои вопросы»), Мюллер «поплыл», что и требовалось доказать.

(Кстати, рявкнуть Сутягин мог не хуже английского короля Ричарда Львиное Сердце (XII в.), от крика которого, как известно, приседали кони. Таким голосом, утверждает мой коллега Доброскок Владимир Алексеевич, можно командовать эсминцем с просвистанного всеми ветрами мостика в любой шторм. Зная об этом даре Павла Григорьевича, университетское руководство всегда просило его открывать традиционную церемонию «первого звонка», которая проводится для первокурсников 1 сентября у главного корпуса. И Павел Григорьевич, под открытым небом, без микрофона всегда вещал так, что его можно было хорошо слышать даже у факультета географии, от которого его отделяло не столько 150 метров, сколько два капитальных здания. Это было поразительно!).

После «рыка» «Ричарда Львиное Сердце», при виде строившего гримасы «палача» в красной рубахе и ужасного «электрического стула», Мюллер, наконец, «развязал язык» и дал исчерпывающие ответы на вопросы Павла Григорьевича. Пленник не только подробно рассказал о подготовке немецких молодых летчиков в учебных подразделениях и частях, о летчиках своего отряда, дав при этом каждому из них краткую характеристику. Главное, что удалось Сутягину, это «вытянуть» из Мюллера сведения о тактике, применяемой их летчиками в Заполярье, об организации ПВО аэродромов, о новом немецком истребителе Мессершмитт-109С-2. Немецкий ас указал на некоторые ошибки, допускаемые советскими летчиками в воздушных боях и на схемах, нарисованных им самим, показал, как избежать их.

После этой фантастической «экзекуции», Сутягин довольно быстро стал известен немцам и даже получил от них прозвище — «верный Ганс» («черный» — это от цвета его военно-морской формы, а Ганс — эквивалент русского Ивана (а не «гуся», как ошибочно полагали некоторые военные хроникеры, путая из-за звуковых и фонетических ассоциаций имя Hans и гуся — Gans). Параллельно были дезавуированы и все доносы на Павла Григорьевича, как слишком либерального и мягкотелого разведчика. Более того, его «акции» заметно возросли, особенно с учетом создания им в Норвегии, с помощью завербованного им Тура Хейердала, разветвленной сети разведчиков, которые, в частности, пристально наблюдали за «немецкими» портами и аэродромами. (Дружбу со знаменитым путешественником Павел Григорьевич сохранил на всю жизнь).

Что же касается пленника Мюллера, то он, по некоторым источникам, был отправлен в лагерь для военнопленных, где в 1944 г. бесславно окончил свой жизненный путь, якобы, при попытке к бегству. («Якобы» потому, что паулюсы, гессы и прочие гитлеровские фигуранты военных преступлений, получившие те или иные тюремные «сроки», лично не убивали советских людей. Ясно, что Мюллер был преступником иного сорта).

16. УРОК «ВЫСШЕЙ» ПЕДАГОГИКИ

Склонность студентов (равно как и школьников старших классов) к прогулам занятий давно воспринимается всеми как данность, принадлежащая к разряду «вечных». Кто из нас со щемящим чувством ностальгии не вспомнит собственные прогулы, начиная с девятого-десятого класса (а то и раньше) и кончая университетскими, связанные с походами в кино, свиданиями, а то и просто — с бессовестным валянием в постели? Природа нашей страны благоприятствует прогулам занятий особенно весной, когда дурманящие запахи пробуждающейся растительности становятся дополнительным соблазном провести время вне классов и университетских аудиторий.

Естественно, прогулы прогулам — рознь. Они не обязательно связаны со скукотой занятий и антипатией к конкретным учителям и университетским преподавателям