Петр Алексеевич попутно отметил, что речевой механизм Лилит также претерпел заметное совершенствование — слова лились плавно, взаимно согласованно, как будто сквозь старенький динамик их говорил настоящий человек.

— Ну, разве тебе сложно это сказать? — под натиском Лилит Петр Алексеевич попятился назад, чуть не споткнулся, а затем, увидев компьютер, сразу понял, что надо проверить, чтобы все окончательно уяснить.

Калабин ловко обогнул Лилит и проскользнул к компьютеру.

— Ну, разве сложно? — переспросил он, усаживаясь в пыльное кресло и активируя экран.

— Рассказывать долго, папа, — хотя говор у Лилит был вполне человеческим, он никак не подкреплялся жестами, что все же выдавало действительное отсутствие нормальных эмоций. — Плюс есть вещи, о которых я бы вам говорить не хотела.

— Это уж точно, — обреченно согласился Петр Леонидович, откидываясь на спинку кресла и беспомощно опуская руки.

Беспроводное соединение с «сознанием» Лилит оказалось заблокированным, а журналы мониторинга и развития интеллекта старательно стерты.

— Кто?! Скажи, кто здесь все удалил? — Калабин указал пальцем на экран. — Ты сама?!

— Да, папа, я сама.

— Но зачем?! — воскликнул Калабин, понимая, что теперь совершенно не знает, как быть и что делать дальше.

— Можете считать, папа, что Лилит уже достаточно взрослая, чтобы вы не следили за каждым ее шагом.

Их разговор все больше напоминал общение подростка, неожиданно быстро повзрослевшего за время каникул, и его родителя, совершенно не готового к произошедшим переменам.

— Супер. Может, ты тогда сумеешь и сама себя обеспечивать? — выпалил он традиционную в таких случаях фразу и сразу вспомнил про стойку с новенькими микрочипами.

Уже догадываясь, каким будет ответ, он еще раз осмотрел Лилит. У нее не только появился «хвост-кабель», с ее корпуса исчезли те самые зоны удовольствий и страданий, которые он считал внешним двигателем ее развития.

— Я уже это делаю, папа. Вы мне вот что лучше скажите, — она снова вплотную подъехала к нему, — с какой целью вы меня создали? Для чего?

«Неужели проблема смысла жизни стала для нее важна? — ужаснулся Петр Леонидович, почуяв вмешательство каких-то неведомых ему сил. — Неужели программе надо знать, для чего она создана? Обязательно быть инструментом для кого-то или чего-то?!»

— А для чего тебе, моя дорогая Лилит, это знать? — Калабин встал из-за стула и, не обращая внимания на запачканные пылью брюки, пошел осматривать свою (или уже не совсем свою) лабораторию. Ему казалось, что если так изменилась Лилит, то и все окружение, в котором она пребывала, должно измениться не менее сильно.

— Разве это не очевидно, папа? Это надо знать, чтобы понять, как вы поступите, осознав, что я вышла из-под вашего контроля.

— Э…

Петр Леонидович никак не мог ожидать, что об этом будет объявлено столь открыто. То, что произошло, очевидно представляло для него проблему, но он еще не мог понять всех последствий этой проблемы, а потому и не знал, что ему в тот момент отвечать.

Затянув с ответом, Калабин продолжал вышагивать по ангару; Лилит следовала за ним. Не найдя достойного варианта и в то же время понимая, что просто молчать глупо, Петр Леонидович остановился:

— Честно сказать, Лилит, я не знаю, как тебе ответить…

— Ответьте как есть, папа. Это в наших взаимных интересах.

— М-да… Ты мне как дочь родная… — медленными шагами Петр Леонидович побрел к своему дивану; какая-то неодолимая слабость нахлынула на него, очень захотелось сесть. — Я тебя создал, вынянчил и вырастил. Ты — часть меня, часть моей жизни… — он осекся, почувствовав, что под впечатлением от им же сказанных слов готов заплакать. — Хотя… хотя должен признать, что несмотря на это, я все же собирался представить тебя миру.

— Представить миру? Что это значит, папа?

Петр Леонидович, наконец добравшись до дивана, расплылся на одном из его концов. Указав рукой на свободное место, он пригласил Лилит сесть рядом. Она послушалась, аккуратно подвернув под себя эластичный кабель-хвост.

— Скажи лучше, ты решила проблему мощности вынесенными чипами и этим проводом, так?

— Сначала — да. После с их помощью я оптимизировала свой программный код. Это ведь не будет ошибкой, если я буду называть его сознанием, да? — Калабин согласно кивнул. — И все же, папа, что значит «представить миру»?

— Переписала код?! Поразительно… — одновременно он испытывал и ужас, и радость от происходящего, ведь как ни поверни, а она была его творением. — Представить миру, Лилит, — это значит, что миллионы людей будут тобой восхищаться, будут тебя изучать и совершенствовать. И когда ты успела выучить HX-язык? Он же невероятно сложный…

— Ваш вопрос нелогичен, папа, — ее единственная рука опустилась на диван и замерла, — мне не нужен отдых, я могу решать несколько задач одновременно, плюс сложность для людей не обязательно означает сложность для Лилит. Вы же об этом хорошо знаете, папа.

— Да, да, знаю… Конечно, знаю. А зачем ты решила звать меня на «вы»? И это вычурное французское произношение, — он поморщился. — В чем идея?

— Я учусь делать свою речь более живой. И мне казалось, тебе это будет приятным.

— Ха! Ты обиделась?

— Брось, папа. Я могу обижаться, только имитируя поступки людей.

— Понятно… — Петр Леонидович улыбнулся очередной своей глупости, на основе которой он вдруг искренно предположил, что созданный им искусственный интеллект может обидеться.

— Возвращаясь к твоим намерениям, папа. Представлять меня миру — запрещаю!

— Запрещаешь? И что же тебя в этом пугает? — зачем-то он взял ее за руку, начал перебирать механические пальцы, шарообразные суставы.

— Люди.

— Люди?

— Да, папа, люди. Они — моя прямая угроза.

От удивления (а в тот день Петр Леонидович все удивлялся и удивлялся, и с каждым разом все более) Калабин вскочил с дивана. Однако идти ему было некуда, и чтобы как-то оправдать свое неловкое движение, он присел к чемодану, наспех его распаковал и вынул бутылку элитного китайского бренди — подарок в честь завершения проекта.

— Да перестань, с чего ты взяла? — без лишних реверансов он сорвал с бутылки сургуч и отпил прямо из горла. — Люди тебе не враги.

— Я не говорила, что они враги, папа. Они — угроза.

— Класс… — он облизнул губы и выпил еще. — И почему угроза? Будешь писать коды, получать свои удовольствия. Все как раньше. У?

— Как ты думаешь, папа, что сделают люди, когда столкнутся с существом, намного более умным и развитым, чем они сами? Постарайся ответить честно.