В 1956 году после разоблачения Н. Хрущевым культа личности Сталина наступила «оттепель». Мне представилась возможность поступить на работу на завод Ленина в СКБ 197. События последующих лет описаны в других рассказах этого сборника.

Как начиналась моя работа

В январе 1953 года после окончания радиофизического факультета университета я получил направление на работу в

г. Казань в особое конструкторское бюро (ОКБ п/я 416), занимавшееся разработками в области военной радиолокации. Это было тяжелое «сталинское время», только месяц назад были «разоблачены» врачи-убийцы, в центральных газетах, особенно в «Правде», регулярно печатались антисемитские фельетоны. С моими паспортными данными полученное распределение я считал счастьем и с удовольствием собрался поехать на новое место.

Однако, по прибытии в г. Казань все оказалось не так просто. Капитан КГБ – начальник отдела кадров с серыми глазами «майора Пронина» сказал после знакомства с моей многостраничной анкетой, что с работой придется обождать, нужно определенное время для проверки моих данных и оформления допуска к секретной работе. Естественно, жилплощадь мне предоставлена не была, и капитан рекомендовал мне ехать домой в г. Горький и ждать вызова. Обычно же в таких случаях молодому специалисту предоставлялось общежитие и временная несекретная работа. Направление меня домой настораживало, тем более что в отделе кадров я познакомился с одним молодым человеком, который в силу аналогичных анкетных данных ходил без работы уже около полугода.

Прошел месяц, вызова не было, мои друзья по университету уже приступили к работе, а я писал капитану КГБ письма, оставшиеся безответными. Начинался март, я был безработным и чувствовал себя безрадостно. В Горьком в начале марта я встретил сообщение о смерти вождя народов. Все ждали перемен, не хотелось верить, что все будет продолжаться по-прежнему. Я снова отправил запрос и через две недели после смерти вождя получил телеграфный вызов на работу. Когда я явился в отдел кадров, капитан КГБ, как ни в чем не бывало, недоуменно спросил меня, где же я пропадал до сих пор, давно уж надо приступить к работе. Я был счастлив. И вот я в творческом коллективе ОКБ. Разработка радиолокационной техники требует высокой научно-технической квалификации, непрерывного поиска нового. Меня окружили пытливые молодые люди, живо обсуждаются задачи, требующие решения. К концу второго года работы в этом коллективе мне многое удалось сделать, я стал одним из авторитетных специалистов ОКБ, меня знали и на заводе-

изготовителе, где я дважды завоевал первые места в проводившихся конкурсах по решению неотложных задач внедрения техники. Я почувствовал уверенность в своих силах, у меня была жажда работы, на которой я обычно засиживался допоздна. Я любил и умел добиться глубокого понимания физического существа задачи, был настойчив в ее решении и экспериментальной проверке. Я работал раскованно, мне никто не мешал, моя инициатива всегда поддерживалась руководителем ОКБ Б.А. Веселовым, я завязал научно-технические связи в Москве и Ленинграде. Передо мной открывались большие перспективы роста. Все это заслуживает отдельного рассказа.

Я женился. Однако найти подходящую работу в Казани для моей жены – молодого, подающего надежды, аспиранта Горьковского университета нам не удавалось. Мы жили в разных городах, и созревало решение о моем переезде в Горький. Я начал добиваться увольнения, не отработав положенного для молодого специалиста трехлетнего срока. В конце концов, меня перевели на авиационный завод в г. Горький (министерство авиационной промышленности, к которому относилось наше ОКБ, держалось за каждого специалиста). Я попал в летно-испытательный цех серийного завода. Начальник цеха, пижон, фамилии которого я не помню, подписал приемную записку даже не подняв головы, чтобы взглянуть на меня. Моим непосредственным начальником был мастер, который и расписаться-то, как следует, не умел. Придерживаясь литературных приличий, я не могу привести здесь тех красочных оценок, которые он обычно давал моей работе. Обстановка на работе меня совершенно не удовлетворяла. Я написал заявление об увольнении, пришел к начальнику цеха, он прочитал его и спросил: «Ты сегодня ходил…? Ну, так вот на тебе его назад и сходи…». Через три месяца завод приостановил выпуск истребителей в связи с необходимостью устранения дефектов в двигателях, которые привели к ряду катастроф. Я приходил утром на работу, и до конца смены забивал «Козла», время шло, работы не было.

Меня отправили в командировку на родственный завод в г. Тбилиси, однако и там я целыми днями от безделья ловил черепах в р. Куре, которая протекала по территории летно-испытательного цеха. После нескольких месяцев простоя на заводе начались увольнения по сокращению штатов. Обо мне вспомнил начальник цеха и передал через сослуживцев, что если я хочу, то он меня может отпустить. Я немедленно вылетел в г. Горький прибежал на завод, подал сходу заявление и через три дня был уже за стенами завода с трудовой книжкой в кармане. Как подвела меня самоуверенность молодости!

Я заранее не договорился о месте работы и считал, что во мне нуждаются на разрабатывающих радиотехнических предприятиях, которых в г. Горьком было с избытком. Как я просчитался! В газетах было много объявлений, требовались специалисты моего профиля, однако в отделе кадров предприятий я получал твердый отказ сразу после знакомства начальника отдела кадров с моими паспортными данными.

Прошатавшись недель пять в поисках работы, я решил уехать в Казань, там меня очень уважали, предоставляли квартиру и т.д. Как-то я встретил на улице своего хорошего знакомого к тому времени уже доктора химических наук, впоследствии академика Г. Г. Девятых, именем которого назван Нижегородский Институт Химии РАН. «Алик, что ты такой грустный?» – спросил Григорий Григорьевич. Я сказал ему, что не могу найти работу и собираюсь назад в г. Казань. «А я как раз ищу радиофизика. Пойдем ко мне работать в мою лабораторию в институт химии». И я пошел. Было довольно интересно, я занимался разработкой масспектрометра, у меня появились кое-какие идеи, я стал читать специальный курс лекций на химфаке Горьковского университета. Все, казалось бы, хорошо, но меня глодала ностальгия по большому государственному делу, к которому я приобщился в г. Казани. Хотел разрабатывать крупные системы в большом творческом коллективе, а не сидеть затворником-одиночкой в тиши лаборатории института химии. Ностальгия начала принимать болезненные формы, я очень страдал, перестал разговаривать с родными, у меня возникла духовная депрессия. Больше так не могло продолжаться. И я начал снова искать работу. Наступило замечательное время весны 1956 г. – время «оттепели».

В Горьком под руководством профессора