Шрифт:
Закладка:
Влад делает несколько глотков. Он не морщится. А я – да. Мне его безумно по-бабьи жалко. И этот след от ладони на его щеке… Мне его своей ладошкой стереть хочется. Странная все-таки штука – жизнь. Один и тот же мужчина для кого-то – что тебе свет в окошке, а для кого-то, оказывается, слабак, которого хочется приложить посильней. Вот и скажите, что этот кто-то не бесится с жиру.
– Занятная книжка. Я с нее тоже начинал.
– Правда?
Галич будто нехотя кивает. Делает еще один глоток. И отворачивается к окну так, что теперь мне виден лишь его красивый мужественный профиль. Если Влада и смущает мое присутствие, виду он не подает. А я сама просто не знаю, что делать дальше.
– Глядя на вас такого, даже не верится, что вам тоже приходилось с чего-то начинать, – выпаливаю я. Эти слова, надо заметить, заставляют Влада присмотреться ко мне повнимательней.
– Какого такого? – кривит он красивые губы в улыбке. Я пожимаю плечами. Чувствую, как по щекам растекается краска.
– Успешного и состоявшегося.
Разговаривать с ним из положения лежа странно. Осознав это, я встаю, спуская ноги с диванчика.
– Точно. Немало я достиг, да? При таких-то вводных, – усмехается Влад и снова пьет. Его стакан быстро пустеет. Он наполняет посуду заново.
– Вам определённо есть, чем гордиться. – Убежденно киваю, поражаясь странной истине, которую только что поняла. Как бы это ни было удивительно, всем нам, людям, независимо от наших достижений, так отчаянно важно признание.
– Угу, – соглашается со мной Галич, а следом резко меняет тему: – Да что я один пью? Ты же составишь мне компанию, правда?
Вообще я не по крепким напиткам. Савва иногда мне наливает к обеду чуток вина, но виски – это совсем другое. К тому же завтра мне рано вставать. Впрочем, понимая, что, возможно, это мой единственный шанс вот так поболтать с Владом и узнать его получше, я неуверенно киваю.
– Только немного.
Влад плещет мне на два пальца, выливает остатки в собственный стакан и подходит ближе. Его лицо, в обрамлении взъерошенных темных волос, расслаблено. А глаза затуманены. Ну, еще бы. Он виски как воду пьет. И я не могу его за это осуждать. Кто бы на его месте не пил, пожив с такой мегерой! Он отдает мне стакан и устраивается рядом на диване. Диванчик небольшой – наши тела соприкасаются, и в этих местах моя кожа вспыхивает огнем. Не знаю, понимает ли Галич, что делает со мной его близость. Откинув голову на подголовник, тот закрывает глаза и пускается в воспоминания:
– Да, знала бы ты, с какой дыры это все начиналось… Савву, после практики в ПТУ, направили в столовку. Ну, а меня уж он подтянул на раздачу. Крысы там бегали, я тебе скажу, размером с лошадь, а тараканы чуток поменьше…
Близость Влада пьянит. Как и его аромат. И почему-то кажется, что, как в американских фильмах, его рука спускается все ниже и ниже, он почти меня обнимает. С удивлением я понимаю, что как только он немного отпускает вожжи, его безупречно правильная речь испаряется. Видимо, ему пришлось здорово постараться, чтобы избавиться от простонародного говора. Это восхищает, хотя и крадет что-то от него настоящего. Влад замолкает, завершив свой рассказ. Я поворачиваюсь к нему лицом, не до конца, чуть-чуть, опасаясь и желая того, что может последовать дальше.
– Поразительно, какой вам с Саввой пришлось проделать путь.
Мы так близко, что у меня живот сводит. Еще немного, и наши губы соприкоснутся. Я закрываю глаза. И уж там, из темноты, до меня доносится:
– Какого хрена вы тут устроили?
– Ну, и какая кошка пробежала между вами с Саввой?
Отвлекаюсь от бумажек, которые пристально изучаю вот уже битый час, и удивленно гляжу на Макаровну:
– Не понимаю, о чем вы.
Вру. Все я понимаю. И оттого теперь, когда страсти более-менее улеглись, мне не по себе. Это поначалу я, подпитываемая злостью, возмущалась. А теперь я почти жалею, что, отстаивая свою правду, разругалась с Саввой, который столько всего мне дал. В конце концов, правда у каждого своя. Проблема в том, что правда моего наставника для меня неудобна. Ведь он, понятное дело, за семейные ценности. А я, по его разумению, против них. Нет, это даже странно, почему взрослые умные люди всерьез верят, будто счастливую семью кто-то может разрушить. Лично я в это не верю вообще ни на грамм. Если семью способна разрушить первая встречная баба, значит, изначально что-то в этой семье не так. И безобразная сцена в кабинете, невольным свидетелем которой я стала, лишь подтверждает мои догадки.
Я прячусь за почти опустевшей чашкой с кофе и возвращаюсь в тот вечер, когда все пошло наперекосяк. Ну, или же, напротив, сдвинулось с мертвой точки. Тут, конечно, как посмотреть.
– О, Савва. А мы тебя не ждали, правда, Тая? – Влад сжимает мое плечо, глядя исподлобья на брата. Меня обдает его дыханием с легким запахом перегара и дрожью. Все-таки он меня обнял, пусть и так, под прицелом чужих обдающих холодом глаз.
– Это я понял, – сощуривается Савва, и от этого мне ужасно неуютно. Я, нелепо барахтаясь, соскальзываю на край дивана и встаю.
– Простите, здесь, наверное, следовало все закрыть.
– Иди к машине, Тая. Я закрою.
– Эй, я и сам могу девочку подвезти.
– Сколько ты выпил?
– Недостаточно.
– Черта с два! И вообще, какого хера ты до сих пор торчишь здесь и спаиваешь мой персонал?
– Ой, да ладно. Мы же не в рабочее время…
Я терпеть не могу скандалы, поэтому подхватываю свой рюкзачок, и пока эти двое спорят, пячусь к двери. А на дворе ранняя весна. Я запрокидываю голову к небу, давая себе возможность остыть. У воды немного холодней, но прямо сейчас это то, что мне нужно. Мне кажется, что эти секунды ничего не решают. Что я успею уйти, не пересекаясь с Саввой, который еще долго будет спорить с братом. А на деле выходит совсем по-другому. Я слышу легкие шаги и равнодушное:
– Садись в машину.
– Я пройдусь.
– Черта с два. Садись.
То ли в благодарность за то, что этот человек уже для меня сделал, то ли из опасений, что с той же легкостью он может этого меня лишить, я послушно плетусь к Кадиллаку. Меня напрягает то, что я как будто нахожусь в ловушке его авансов. Сделаю, как велят – может быть, погладят по головке, нет – выкинут за борт жизни. Но, с другой стороны, меня ведь может защитить Влад… Или он не станет из-за меня вступать в конфронтацию с братом?
Я ерзаю, словно скованная по рукам и ногам проводами под напряжением. Молчание, повисшее в машине, невыносимо. Но еще хреновей становится, когда Савва тихо замечает:
– Ты совершаешь ошибку.
– Это какую же?
– Лезешь, к кому не следует.
– Думаете, если дали мне работу, можете вмешиваться в мою личную жизнь? – глупость, но мой голос звенит от слез. Мы – игроки из разных лиг. До спокойствия Комиссарова мне далеко. Хотя, может, я и ошибаюсь. Даже в тусклом свете приборной панели я вижу, как туда-сюда ходят желваки на его скулах.
