— Прямо сейчас?

— Только что в аэропорт уехал.

— Спасибо, Танечка. Ты мне передавай, как и что, мы ему устроим сладкую жизнь!

— Мне, Нина Сергеевна, так отомстить ему хочется!

— Не бойся, Лёха сам не поймёт с какой стороны его стукнуло!

Владимир Иванович открыл дверь, и его глаза сузились:

— Юрьев! Припёрся, значит! И тут до Эли добрался, кола осинового на тебя нет!

— Здравствуйте, вижу, вы меня узнали, а ведь столько лет прошло.

Глава 10

Собственник

"Бывают разного рода удары: удар по позвоночнику, по нервам, по совести, но самый сильный и болезненный — удар по чувству собственного достоинства!"

— Вы меня впустите или внизу подождать? — продолжал Лёха.

— Заходи, а то позориться ещё из-за тебя перед соседями!

Лёха хотел ответить, что стесняться тут нечего — костюм с Сэвил-роу, от портного, который для принца Уэльского шьёт; ботинки — Алден, лучшей кожи — кордован; тачку он взял тоже не плохую — тёмно-синий Ягуар-конвертибл — как подъехал, все жильцы из окон повысовывались. Но он решил промолчать и прошёл за Владимиром Ивановичем на кухню. Тот не предложил ему ни чаю, ни выпить. Некоторое время двое мужчин сидели и настороженно смотрели друг на друга.

— Зачем ты приехал? Полюбоваться на своё рукоделие? Ладно твою, так ты чужую семью разрушил! Ты хоть об Эле-то подумал, об её детях? Или как всегда, только бы трахнуться, а дальше — хоть трава не расти? — не выдержал пожилой.

— При чём тут потрахаться? — в Лёхе поднялась злость. — Я люблю Элю, жениться на ней хочу.

— Номер пять? Моя дочь станет твоей пятой женой?

Слова хлестнули Лёху, будто Элин отец ударил его по лицу.

— Знай, что я — против, — продолжал Владимир Иванович. — Ни к чему хорошему это не приведёт, ты только снова боль ей причинишь. Ты не умеешь что-то строить. Порхаешь, как та стрекоза, от бабы к бабе. Уходи, пока Эля ещё может восстановить свою жизнь. У неё есть законный муж, ты — третий лишний.

Лёхе давно не приходилось чувствовать себя сопливым мальчишкой, которого отчитывает суровый отец его девушки. В конце концов, у него самого сыну жениться впору. Перед ним подчинённые дрожат, его клиенты уважают. Лёха приподнялся и, опершись на стол, так что его лицо было очень близко от лица Владимира Ивановича, решительно отчеканил:

— Эля — моя, и ни вы, ни муж, никто другой, у меня её больше не отнимет, потому что я не позволю! Вы меня хорошо поняли? Либо вы с этим примиритесь, либо дочери у вас не будет, я уж позабочусь.

— Лёшек! Что ты тут делаешь? — Эля вошла в кухню и стояла, непонимающе переводя взгляд с отца на любимого.

— К тебе приехал. Пошли, — Лёшек, подойдя к Эле, впервые при отце поцеловал её в губы. Потом приобнял за плечи, развернул к двери и так, в обнимку, они спустились вниз и сели в машину, на глазах у почуявшего скандал дома.

Эля не слышала, о чём разговаривали два дорогих ей человека и решила, что спросит позже. Она не могла поверить, что Лёшек был рядом, растерялась и не знала, как себя вести. Ей нужно было время — осмыслить то, что с ней произошло, привыкнуть к новой реальности. Но Лёха, как всегда, овладел ситуацией, не оставляя ей выбора.

В гостинице он потянулся к ней, и Эля вдруг почувствовала, что не может ответить на его поцелуи, не может быть с ним, что она — «не чистая». Господи, какое же это было глупое средневековое слово! Всё же оно подходило, потому что она, хоть и не по своей воле, но изменила ему, не могла сказать ему об этом, и это было непереносимо. Лёха воспринял её непривычную отчуждённость по-своему и несколько растерялся:

— Ты не скучала по мне?

— Мне надо прийти в себя. Может быть, после.

— После чего? Ты и так месяц мужу сказать не могла. Я тебя не понимаю, что вообще происходит? Почему ты от меня шарахаешься, будто я тебе противен? Что ты мне не говоришь?

— Просто устала, нервы. Я же не просила тебя приезжать.

— То есть ты недовольна, что я — здесь? Там — подходил, а здесь — не устраиваю? Ты переезжать-то ко мне собираешься, или это всё пустой трёп? Поиграли в любовь и будет?

Эля скрестила руки на груди, съёжилась, обхватив себя за плечи и покачивая ногой, и рассматривала узор на ковре с необыкновенной сосредоточенностью.

— Если ты решила всё закончить, скажи прямо, я уйду, — Лёха сам не мог поверить в то, что говорил, но искать лёгкий выход из неприятной ситуации ему было не впервой.

Неужели ему так просто всё кончить? Дурой она была, дурой и осталась, опять поверила в возможность счастья, снова купилась на эти его шальные глаза. Сняв с пальца подаренное им кольцо, словно сдирая с себя кожу, Эля положила его на покрывало между ними.

— Ты свободен, ты мне ничего не должен, — прошлое повторялось, и боль нисколько не уменьшилась, даже наоборот, ощущалась ещё пронзительней, физически, до тошноты и головокружения.

— Да нафиг мне это кольцо! Я его тебе покупал, чтобы у тебя на руке им любоваться. Пошло оно ко всем чертям!

Зажмурив глаза, Эля услышала, как кольцо ударилось об стенку, срикошетило, звякнуло о стоявший на столике стакан, шлёпнулось на пол.

— Ну всё, что ли? Я пошёл?

— Желаю тебе счастья! — Эля так и не открыла глаз, только сплетала и расплетала пальцы, с ужасом ожидая услышать стук закрывающейся двери. На секунду ей даже показалось, что она слышит, как он уходит от неё: хлопает дверь, шаги удаляются по лестнице, и она остаётся одна, в пустоте — тогда, сейчас — какая разница.

«Желаю тебе счастья»? — снова эта бесчувственная, нарочито равнодушная отмазка! Ну уж нет, в этот раз она от него так просто не отделается! Никуда он не уйдёт, он добьёт то, зачем приехал.

Внезапно, Лёшек опять был рядом и держал её руки в своих.

— Мне нет счастья без тебя! Ты должна мне всё рассказать, не бойся, я не совсем дурак, я постараюсь понять.

Эля с трудом, не открывая глаз и с силой сжимая его пальцы, постаралась найти способ.

— Помнишь, я тебе говорила про «Сагу о Форсайтах»? На нашем первом свидании?

— Книжку? Что-то плохо помню, — её губы тогда двигались и что-то действительно произносили, но он только представлял себе, какие они будут на вкус, когда он поцелует