- Слушай, я уже задолбался, - подходя ближе и нажимая кнопку отбоя проговорил Максим. В зелёных глазах напротив мелькнул неподдельный испуг. Боишься ты меня, Алёнушка, да я и сам себя боюсь. Ларин положил трубку на базу и безобидно продолжил.

- Когда в терапии дежурит Михеева, я по двадцать раз на дню бегаю исключать хирургическую патологию. То на пролежни зовёт, то на сыпь непонятную. Вот опять там у нее что-то не требующее отлагательств случилось. Она что, совсем неграмотная?

Испуг в изумрудных глазах сменяется сарказмом. Розовые губы, только что обнимавшие карандаш, растянулись в язвительной улыбке. Во взгляде ленивая досада.

- Ты правда думаешь, что только в качестве хирурга её интересуешь? - Алёна медленно покачивается в кресле, - Анна Сергеевна - прекрасный специалист. Вот только с личной жизнью у неё не складывается. А ты - привлекательный мужчина, Ларин. Дальше продолжать?

От неё веет напускным равнодушием. Покер фейс. Только в воздухе висит напряжение. Значит всё-таки привлекательный...

- Ну, что, товарищ зам. по КЭР, пошли проверять профпригодность этой твоей Михеевой, - решился Максим.

- Сам проверяй,- сопротивляется Алёна, - У меня работы много.

- Ничего, потом вместе разгребём. Пошли, развеешься, а то глаза уже красные.

Недоверчиво смотрит снизу вверх. Убирает со лба непослушный локон. Медленно ведёт чёртовым карандашом по розовому бархату губ. Что же ты со мной, зараза, делаешь?

- Ты ведь все равно не отстанешь, - с  утвердительной интонацией произносит Алёна и нехотя поднимается из-за стола вместе с облаком еле различимого аромата, напрочь лишающего воли.

Молча идём через плохо освещенный переход. Интересно, она чувствует что за спиной у неё сумасшедший, нелепо пытающийся украсть хотя бы пару минут наедине?  Извращенец, ловящий мазохистский кайф от её попыток остаться невозмутимой .

В отделении с кислой улыбкой встречает терапевт Михеева. Такой вот лёгкий нежданчик. Пришел не один. Естественно, она вызвала хирурга на обычную ссадину, которую нужно просто обработать и заклеить лейкопластырем и выдуманный острый живот.

- Анна Сергеевна, - твердо начал Ларин, - мне кажется, вы слишком перестраховываетесь. Не обязательно дергать специалиста на столь незначительные жалобы. Что, у вас в отделении нет йода?

- Ну как же, Максим Анатольевич, а боли в животе?

- Думаю, придется повторить с вами азы общей хирургии. Четвертый курс института, кажется? Алёна Николаевна, помогите мне, пожалуйста. Ложитесь на кушетку.

-Зачем?- в глазах Забродиной лёгкая паника.

- Не бойтесь, я не кусаюсь. Ложитесь.

Алёна неуверенно ложится на покрытую клеенкой поверхность.

- Поднимите рубашку и немного опустите штаны.

Обе, Михеева и Забродина делают удивлённые лица.

- Что? - честными глазами смотрит Максим, - За неимением тренажеров будем вспоминать правила пальпации живота на коллегах. Расслабьтесь, Алёна Николаевна, ноги в коленях согните.

- А давайте, вы кого-нибудь другого попросите?- возмущённо выдыхает Забродина и пытается встать.

- Лежать. Это быстро. Смотрите, Анна Сергеевна. Пациент находится на твердой поверхности, ноги согнуты и слегка подтянуты к животу. Брюшная стенка расслаблена, - Максим сложенными для пальпации пальцами мягко прикасается к нежной коже. Со стороны все невинно, но Алёна медленно заливается краской, по телу идут мурашки. Сам Ларин, мастерски сдерживая дрожь и пытаясь дышать ровно, с деланным спокойствием продолжает - видите, живот мягкий. И если вот тут нажать, болевых ощущений нет. Понятно? Теперь сами попробуете. Да, вот так.Алёна Николаевна, а теперь слегка напрягите пресс. Когда живот на ощупь вот такой - надо звать хирурга. Чувствуете?

- Д-да - помычала Михеева.

- Вот и прекрасно. Надеюсь, ложные вызовы от вас прекратятся. Спасибо, Алёна Николаевна, давайте я помогу вам подняться, - проговорил Ларин с невозмутимым лицом, протягивая руку.

- Сама справлюсь, - отвечает холодно. В зелёных глазах гнев и бессилие. Алёна поправляет костюм и с гордо поднятой головой направляется к выходу из отделения.- Хорошего дня, Анна Сергеевна - добавляет Максим и идёт следом.

Она стоит спиной у подоконника, похожая на греческую статую, прямая, изящная и холодная. За стеклом - старая липа, на которой висит кормушка для птиц. Ты, Ларин, похож вон на того потрепанного жизнью воробья, который прыгает вокруг холёной синички. Вроде, и семечек всем хватает, но нужно обязательно её задеть, чтобы заметила. Как недолюбленный ребенок шалостями привлекает внимание родителей, так и ты, как мальчишка, совершаешь глупости ради женщины, которая, скорее всего, с тобой уже не будет.

Подошёл, встал рядом так, чтобы локти почти соприкасались. Прогонит? Отстранится? Нет. Просто смотрит в окно. Вокруг них висит облако тишины, густой, почти осязаемой, одной на двоих. Океан недосказанного.

Спусти косу, Рапунцель. Возьми меня  в свою затерянную в горах башню. Хотя бы приоткрой окошко. Дай погреться твоим внутренним теплом, почувствовать на щеке ручного солнечного зайчика. Недолго, всего минуточку. Я в этом очень сильно нуждаюсь.

Максим осторожно накрывает широкой ладонью её тонкие прохладные пальцы с аккуратными ногтями, покрытыми розовым лаком. Алёна чуть вздрагивает, но руку не убирает. Они просто смотрят в глаза друг другу и молчат. Теряются, тонут во взглядах, как в зыбучих песках, не в силах преодолеть бешеное притяжение. Жадно пьют эти мгновения, смакуя каждый глоток.

Рука Алёны тянется к слегка небритой щеке. Едва касаясь, кончиком пальца обводит скулу, опускается к губам, очерчивает их контур. Максим подаётся вперёд, но наталкивается на преграду.

- Шшшш, не надо, - прохладные пальцы Алёны прижимаются к его рту, отрезвляя, - не буди лихо, Макс. Хорошо никому не будет.

Она уходит в глубь коридора, унося с собой солнечный свет и воздух. То, без чего нет жизни. И ты, Ларин, не жил эти долгие шестнадцать лет. Твой животворящий источник здесь, рядом с ней. И ты обязан вернуть её. Или сдохнуть.

22. Алёна

22. Алёна

Трусливая лгунья. Хоть себе-то не ври. Алёна быстро шагает по темному коридору. Сердце колотится где-то в горле.  Всё там уже разбужено. Нагло смотрит прямо в душу чайными Ларинскими глазами. Прорастает внутри, как беспощадная черная плесень, которую ничем не выведешь, каждый день всё глубже. Зудит, душит, а поделать ничего нельзя.

Макс везде. Появился всего две недели назад, а уже заполнил собой все мысли, вторгся в жизненное пространство. И сопротивляться этому уже почти невозможно. Сегодня ты дала слабину, а он этим чуть не воспользовался. Кожа на животе до сих пор в мурашках, помнит его прикосновения.

Алёна открыла шкаф и горько улыбнулась, глубоко втягивая в себя воздух.