Шрифт:
Закладка:
Strul записали один сингл, но дальше дело не пошло. А вот у хальмстадской группы Gyllene Tider действительно случился прорыв. У них была отличная репетиционная база, чистенькая и аккуратная, там даже был ковёр, края которого заходили на стены. Мы репетировали по соседству, но в нашем помещении не было ничего примечательного – только кучи пивных банок и бычков.
Мы с Мартином создали новую группу: MaMas Barn[29]. Для нас это стало ознаменованием начала чего-то нового. Андерс Херрлин и Микке «Сюд» Андерссон из Gyllene Tider пообещали помочь и подыграть нам.
Мы с Мартином съехались. Жили в местечке Стенинге недалеко от Хальмстада. Знаю, что Пер Гессле тогда находил мой круг общения весьма сомнительным. Он любил поп, я же обожала блюз и рок.
Пер Гессле казался мне эдаким маменькиным сынком. У него всегда были деньги, а вёл он себя как настоящий педант. Свои пластинки он содержал в идеальном порядке и расставлял по определённому принципу. Ну как тут не поиздеваться и не переставить их? Это выводило его из себя. Полная противоположность мне: у меня повсюду один сплошной кавардак.
Несмотря на непохожесть, у нас с Пером всё же было кое-что общее: музыка. Знаете, на какой песне мы сошлись? «Tin Soldier» группы Small Faces.
– Правда, классная?
– Да, лучшая в мире!
Мы по ней с ума сходили. Оба кричали, какая она обалденная. Это я очень хорошо помню. У нас с Пером Гессле получилось понять друг друга благодаря музыке.
Скоро я исполнила вместе с ним рождественскую песню, которая прилагалась к журналу «Шлягер» и называлась «Ingenting av vad du behöver». Мы записали её в декабре 1981 года в Йетинге. Я, разумеется, была в восторге. Группа Gyllene Tider в то время считалась самой популярной в Швеции. Ощущение от совместной работы осталось очень приятное – и в общем-то так было всегда, когда мы что-то делали вместе.
Что, на мой взгляд, можно назвать главным событием в истории группы MaMas Barn? Пожалуй, наше выступление в стокгольмском рок-клубе «Ritz». На ударных тогда был Микке Сюд, на бас-гитаре – Андерс Херрлин, на гитаре – Налле Бундессон. Мартин тоже играл на гитаре, а я в чёрном платье пела и играла на электророяле. Я ощущала себя невероятно крутой и наконец-то чувствовала себя в своей тарелке. Сейчас я знаю, что среди зрителей был Микке. И он был уверен, что я классная девчонка.
MaMas Barn засветились и на экране – в программе «Электросад», представлявшей новую живую музыку прямиком со сцены в Стокгольме.
Мне кажется, группа Gyllene Tider была для Мартина образцом для подражания – причём не столько её звучание, сколько успех. Мы тоже хотели выбиться в люди и видели, что это возможно. Записать альбом – вот о чём мы мечтали. Мы попытали счастья в «EMI», но Чель Андерссон посчитал наш материал сырым. Возможно, ему понравилось, как я пою, но дуэт с Мартином восторга не вызывал. В итоге мы заключили контракт со студией «Metronome».
Какой бы растерянной я себя ни чувствовала, у меня всегда появлялась невероятная сила, как только я начинала петь. Этого у меня не отнять. В те годы моё настроение и мои желания постоянно менялись: я то сияла от счастья, то сидела в уголке и рыдала.
Мартин просто фонтанировал идеями. Каким же он был творческим! Но при этом он стремился доминировать – брал на себя всё больше и больше, а мне с каждым днём становилось всё сложнее услышать собственное «я».
Наш альбом не завоевал популярность. Мартину не понравилось, как его свели, и пришлось переделать абсолютно всё в надежде добиться лучшего звука. Наверное, с нами непросто было иметь дело.
Альбом собрал хорошие отзывы, но продать всё равно удалось меньше тысячи экземпляров. Мартин настаивал на дальнейшей совместной работе. Первая пластинка оказалась настоящим разочарованием, но он считал, что мы сможем показать, на что способны, если запишем новый альбом – это будет наш реванш.
Но в «Metronome» и «EMI» мне предложили сделать ставку на сольную карьеру. Говорили, что пора перестать прятаться в тени группы и выйти на передний план. В глубине души именно этого я и хотела. Правда, не покидало чувство, будто я – настоящий предатель. Помню, я даже позвонила маме, чтобы с ней посоветоваться.
– Так будет правильно. Главное – не окажись в каком-нибудь наркопритоне, – сказала она.
К тому моменту я уже успела несколько раз встретиться с Лассе Линдбомом – продюсером Gyllene Tider. В то время Лассе играл с Никласом Стрёмстедом, который и порекомендовал меня ему.
Я отправилась в Стокгольм: мы с Лассе решили записать дуэт – песню «Så nära nu». Это было в далёком 1983-м. Я так переживала, что то и дело отлучалась в туалет, чтобы немного успокоиться. Старалась дышать поглубже. Лассе и Никлас Стрёмстед (а он тоже приехал) позже вспоминали, как думали, будто я заперлась в туалете, чтобы курнуть. Им и в голову не приходило, что на самом деле я жутко нервничаю. Они просто решили: я накурилась и поэтому так странно себя веду.
А меня терзал страх: вдруг ничего не выйдет?
Ещё во время моей работы с MaMas Barn Лассе Линдбом предложил мне написать несколько совместных песен и изъявил желание стать моим личным продюсером.
Но не только он жаждал сотрудничества. Я выбирала между «Metronome», то есть работой с Андерсом Бурманом и Матсом Ронандером, и «EMI», где находились Рольф Нюгрен, Чель Андерссон и Лассе Линдбом.
Пер Гессле сказал тогда: «EMI» круче! Да и мне самой там было комфортнее.
Я подписала контракт с «EMI» – и так превратилась в сольную артистку. Это положило конец отношениям с Мартином. Нелёгкое время. Я чувствовала себя предательницей. Но пришла пора заговорить собственным голосом.
Дома у Мари, Юрсхольм, сентябрь 2014 года. В студии на чердаке
НА ДВОРЕ ЯСНЫЙ осенний день. Из всех садов доносится жужжание воздуходувок. Газоны, с которых собирают первые пожелтевшие листья, по-прежнему отливают на солнце сочной зеленью.
В своём доме счастливая Мари полна ожиданий. В гости заглянули Пер Гессле, Кларенс Эверман и Кристофер Лундквист. В студии, которую построили Мари и Микке, предстоит записать две новые песни Roxette. Музыка готова; осталось наложить голос Мари.
В её студии на чердаке, Studio Vinden, висит огромный портрет Джони Митчелла. Мари говорит,
