– Я тебя убью, гад! – выплевывает в ответ Цикада.

Иваниси хихикает.

– Нельзя шутить, когда говоришь об убийствах людей.

– Говорю тебе, три миллиона – это недостаточно.

– Если у тебя какие-то проблемы, я найду кого-нибудь другого, чтобы он выполнял заказы. Найдется немало отморозков, которые будут рады убить кого-нибудь за сотню тысяч.

– Любому, кто готов пойти на такое, ты не сможешь доверять. Вот почему тебе нужен я.

– Не хочу больше этого слышать. Ты можешь жить на это целый год. – Иваниси берет со стола ушную палочку и принимается ковырять ею в ухе.

– И, кстати, ты мог бы по крайней мере предложить мне чаю или чего-нибудь еще, это не так уж сложно, – ворчит Цикада.

Он был уверен, что Иваниси в ответ на это огрызнется, но тот неожиданно отправляется на кухню и возвращается с чашкой, которую вручает Цикаде.

– Если черный чай тебя устроит, то угощайся. Другого у меня все равно нет.

Цикада бормочет слова благодарности и делает глоток. Затем дует в чашку, и по поверхности чая идет мелкая рябь.

– Наверное, было сложно заварить чай так слабо.

– Ничего особенно сложного, – говорит Иваниси самодовольно, усаживаясь обратно за свой стол. – Так всегда происходит, когда используешь один и тот же чайный пакетик четыре или пять раз.

– Да ладно, – Цикада снова дует на чай, на этот раз чуть сильнее, – это же дешевый черный чай, который продается в любом супермаркете. После того как ты заваришь его четыре или пять раз, его и чаем-то назвать нельзя. Это что-то вроде пустой скорлупки от чая. Все равно как линная [13]шкурка цикады. Не будь таким жадюгой; ты и так забираешь все деньги, которые я для тебя зарабатываю.

– Ты, дурачок, и впрямь похож на цикаду. Никак не перестанешь стрекотать и верещать.

– Ты мог бы, по крайней мере, давать мне какую-нибудь информацию.

– Что ты имеешь в виду, какую еще информацию?

– Например, о той работе прошлой ночью. Почему я их убил? – Он вспоминает лицо протестовавшей до последнего домохозяйки средних лет. – Я же не дурак, как ты обо мне думаешь. Я в этом разобрался. Это было из-за того бездомного мужика, верно? Парень из этой семьи сжег бездомного заживо.

– Бездомного? Поджег? О чем ты вообще толкуешь? – Теперь раздраженным выглядит Иваниси, в его голосе появляются жесткие нотки. – Тебе это что, так важно?

– Нет, конечно, я не то чтобы зациклен на этом. Но, знаешь, если кто-то каждый день ходит на реку – например, на рыбалку или чтобы белье прополоскать, – рано или поздно ему станет интересно, откуда течет река, как ты считаешь? Разве нет? Что происходит выше по течению, откуда берется вода… Ему захочется это выяснить. Я бы, по крайней мере, хотел знать, кто заказал эту работу.

– Иногда ты поднимаешься к истоку реки и обнаруживаешь, что она вытекает из гигантской водосточной трубы. И это тебя расстраивает. Разве не лучше просто оставаться ниже по течению, жить своей жизнью и радоваться, не зная всего? Может быть, стоит поступить именно так… Чем меньше знает двадцатилетний юноша, тем он счастливее.

– Ну да, ну да, – Цикада пренебрежительно машет рукой, как бы отметая в сторону слова Джека Криспина.

– Слушай, – тон Иваниси резко меняется, – мне вот тоже все было любопытно… о чем ты думаешь, когда делаешь это? Когда ты кого-то убиваешь?

– Что это за вопрос такой?

– Когда убиваешь, ты думаешь об оправдании того, что ты делаешь? Обоснованности этого?.. Ты молишься? Твердишь про себя имя будды Амиды?

– Зачем бы я стал делать что-то из этого?

– Так ты просто убиваешь людей, ни о чем не задумываясь?

«Он мне только сейчас задает этот вопрос?» Это все равно что кетчер спрашивал бы питчера[14], какие подачи тот умеет делать, – после того как они уже несколько лет отыграли в одной команде. Цикада чувствует себя сбитым с толку неуместностью вопроса, но пытается подобрать подходящий ответ.

– Я не особенно сообразителен, так что с детства научился уходить от сложных вопросов. В школе, например, это были математические теоремы и английская грамматика. Даже если наши учителя все подробно расписывали на доске, я все равно ничего не мог понять из их объяснений. Так что я просто, как бы это сказать, отключал свой мозг. Думаю, в этом случае я делаю то же самое. Я не рассуждаю о том, хорошо это или плохо – убить кого-то. Это моя работа, и я ее делаю. Вот и всё. Это все равно как, ну, когда свет переключается.

– Свет? Какой свет?

– Например, когда ты за рулем и желтый сигнал светофора вот-вот сменится красным. Ты не задумываешься об этом – просто выжимаешь педаль газа и едешь.

– Да. И иногда машина за тобой делает то же самое, что всегда меня удивляло.

– Ну да. И, может быть, время от времени ты неправильно рассчитываешь время и останавливаешься прямо посреди перекрестка. Тогда твоя машина перекрывает движение. И ты чувствуешь себя немного неловко из-за этого, верно?

– Да, думаю, такое со мной происходило.

– Ну вот, что-то такое и со мной случилось.

– В смысле?

– Когда перегораживаешь дорогу, ты чувствуешь себя неловко. Но в этом нет ничего страшного. Ты просто пожимаешь плечами и признаешь, что был неправ. «Я вам тут немного мешаю, что ж поделать, извините». То же самое я чувствую относительно убийств. В любом случае, все, кого мне пришлось убить, были, как выясняется, довольно раздражающими людьми. Они были шумными, тупыми и эгоистичными, лезли не в свое дело. Нет нужды сожалеть об убийстве подобных существ.

– Знаешь, а у тебя талант! – Иваниси разражается визгливым смехом, как будто он пьян.

Судзуки

Судзуки поправляет воротник своей куртки. «Вечно у тебя воротник загнут», – говорила обычно жена, оглядывая пиджак его рабочего костюма. Он представляет себе ее лицо. Делает глубокий вдох и смотрит на свои наручные часы. Сейчас одиннадцать часов утра; прошло примерно двенадцать часов с того момента, как он стал свидетелем того, как машина сбила сына Тэрахары. Небо затянуто облаками. Сыплет мелкий затяжной дождь – поэтому, должно быть, на улице так мало людей, хотя сегодня суббота. Он находится в жилом районе на южной окраине Токио. Дорожные указатели тут и там сообщают ему, что это городок под названием Нэтодзава. «Нэтодзава парктаун».

В зоне для сбора мусора в стороне от тротуара громоздятся мусорные мешки. Капли дождя со стуком ударяются о черный пластик. Судзуки ощущает запах сырости – это запах