Мне стало тревожно.

Лай собачки Ферджи внезапно перешел в визг. Дети врассыпную бросились прочь и скрылись из виду. Я пригляделся: белый песик скакал по песчаной дорожке и верещал, как ужаленный. Он пытался бороться с чем-то невидимым для него – и не хотел сдаваться. Но я-то видел, как черная лента поднялась и выгнулась в воздухе наподобие королевской кобры, захлестнула собачкину шею и стала душить. Ферджи повалилась на спину и засучила задними лапами, стараясь разорвать невидимую петлю, но из этого ничего не вышло. Еще несколько минут она дергалась и хрипела, а потом распласталась по земле и затихла. Зато завопили дети. Вот кто-то смелый (лет шести) подбежал к неподвижной тушке и попытался приподнять: голова Ферджи бессильно болталась в его руках. Я видел, как черные щупальца тянутся и обвивают ноги соседского мальчика, и он на мгновение замирает, а потом оставляет собаку и опускается на песок, скрючившись, как будто его ударили ногой в живот.

Наконец, из дома вышел кто-то из взрослых. Конечно, он бросился к мальчику, а не к собачке, и зря, потому что дохлая Ферджи вдруг вскочила и укусила его за ногу повыше щиколотки – а затем унеслась прочь. Вот кто-то еще спешит к ним на выручку, – должно быть, охранник, – а укушенный ругает его последними словами. Наверно, это и называется «неадекватным поведением». Смотреть на это противно. Слушать тоже.

Тем временем на улице появляются прохожие. Сразу много. Обычно таких на районе не встретишь, думаю я холодно и отстраненно. Да, это парни с окраин, в поддельном адидасе и с бейсбольными битами из «Спортмастера». Они останавливаются возле автобусной остановки. Не сговариваясь, начинают крушить стеклянные стенки. Проломить их получается не сразу, но парни справляются. С припаркованными тачками дело идёт даже легче. Стекла рассыпаются на мелкие кусочки, бешено воют сигнализации, кто-то вопит из окна коттеджа напротив, но парни не обращают на это ни малейшего внимания. Не переговариваются и не оценивают успехи. Возможно, они вообще не знакомы друг с другом. Черный туман ласково лижет подошвы их кроссовок.

– Ты видел? – Вероника возникает на пороге моей комнаты. – Ты видел, что там происходит? Что это вообще такое?

– Кромешные, – говорю я. – Наглотались тьмы.

– Какая еще тьма? Думаешь, я всерьез слушала Маркеса? Меньше курить надо всякую дрянь! Короче, я звоню в полицию.

– Попробуй.

В конце улицы завывает полицейская сирена. Патрульный автомобиль с синими мигалками притормаживает у разбитой остановки. Сирена смолкает, и становится слышно, как битое стекло хрустит под колесами.

Спортсмены оборачиваются, как по команде. Вскидывают биты и дружно опускают их на лобовое стекло, на капот и на двери полицейской машины: бах, бах, бах. Черный туман лезет в разбитые окна сразу с четырех сторон. Визжа шинами, автомобиль срывается с места, и длинные клочья тумана летят за ним, словно языки черного пламени.

– На полицию можно не рассчитывать, – говорю я.

Парни с битами идут по улице дальше. И пропадают из поля зрения. На соседском участке тоже не видно никого. Зато слышны отдаленные крики и детский плач.

Липкий туман размазался по асфальту.

Я опускаю жалюзи. Становится немного тише.

Мы спускаемся в кухню. Вероника достает из холодильника сосиски и зеленый горошек. Ставит стеклянную миску в микроволновку. Ее движения точны и экономны, как у автомата. Я знаю: она изо всех сил старается играть роль взрослой. Старается делать вид, что ничего не происходит.

Микроволновка гудит. Вероника включает телевизор с приглушенным звуком – точь-в-точь как это делает тетя Элла. В новостях показывают заседание правительства. Их главный что-то говорит, министры согласно кивают. Наверно, там у них в Москве все в порядке.

А может, и нет.

Из-за забора доносится вой сирены. «Скорая помощь» проносится по нашей улице мимо, не останавливаясь.

– Кофе будешь? – спрашивает Вероника.

Помнится, в офисе у господина Смирре кофе привозил робот-стюард, а я пролил чашку себе на джинсы. Бурое пятно там красуется до сих пор, стирать штаны лень.

Я мотаю головой отрицательно. Вскрываю упаковку с апельсиновым соком.

Все это очень похоже на обычное утро. На обычное мирное утро.

Мы звеним вилками и болтаем о пустяках.

– Хочешь, я прямо сейчас позвоню маме, – наконец говорит Вероника. – Она пришлет билеты, и мы улетим к ней в Чайланд.

– Ну да, – откликаюсь я. – Может быть. Надо подумать.

В моем кармане что-то звенит – тихонько и мелодично. Это мой телефон принял голосовое сообщение.

– Минутку, – говорю я. – Мне письмо пришло.

И вставляю наушники.

«Я уже здесь, – говорит Лиза. – Мы утром приехали. Папа сказал, ему на работу надо срочно. Я очень хочу тебя видеть. Прямо сейчас. А ты меня?»

Я смущенно оглядываюсь на Веронику. И записываю очень короткий ответ:

«И я».

Мне кажется, сестра все понимает. Снисходительно улыбается.

– Беги со всех ног, суперволк, – говорит она. – Передай привет своей рыжей. Увидимся.

Если бы я мог знать, что случится потом, я сказал бы ей что-нибудь ласковое на прощанье. А так… просто кивнул. И покраснел. И выскочил за дверь.

На улице все выглядит необычно. Жители окрестных домов хмуро бродят вокруг своих покореженных автомобилей. Из-под них прямо на асфальт течет бензин. Но черный туман потихоньку тает и рассеивается, как если бы тот, кто направил его сюда, утомился и решил отдохнуть.

Сзади бесшумно подъезжает длинный черный автомобиль. Битые стекла хрустят под его колесами.

– Такси вызвали? – спрашивает Леха, водитель Антона Оскаровича.

И вот я уже внутри. В белом кожаном кресле. Там тихо и тепло. Играет эмбиент-музыка по заказу моего подсознания. Так себе музыка, тупая и однообразная. Но с надеждой на развитие.

– Принцесса ждет вас, ваше высочество, – говорит этот Алексей. – И контракт на полцарства впридачу. Но сперва придется подняться на хрустальную башню…

Я смотрю в зеркало заднего вида. В конце улицы видна яркая вспышка: похоже, кто-то из Кромешных чиркнул зажигалкой, и теперь лужи разлитого бензина вспыхивают одна за другой, по цепочке, как обоймы с петардами под новый год. Фейерверк приближается. Некоторые автомобили вспыхивают целиком, как бумажные. Сейчас они начнут взрываться и взлетать на воздух. В дрянных боевиках всегда так бывает.

Я вспоминаю про Веронику. Наверно, это не очень-то красиво – оставлять ее одну дома.

– Не оглядывайся, – советует Алексей. – Что называется, проехали.

* * *

Кабинет Антона Оскаровича Смирре был залит солнцем. Над заливом висел скучный серебристый туман, но мы забрались выше облаков.

Хозяин как раз стоял возле окна. Оглянулся и помахал мне, будто все