И добавила с тяжестью на сердце:

— Если нам повезёт, и мы успеем добраться до него до наступления бури. Где моя Малинка? — попыталась я отыскать взглядом свою кобылку, но её и след простыл.

— Не время медлить, — вдруг быстро скомандовал князь Черкесов, когда первые снежные крупицы коснулись моих губ. — Забирайтесь на моего коня, — и он в мгновение ока подсадил меня на своего вороного, ловко запрыгнув в седло. — Погнали, князь, — отрывисто бросил он через плечо Дубицкому, пришпоривая своего скакуна, который от злости закусил удила и галопом пустился вскачь.

Я чувствовала своей спиной напряжённое тело князя, и молила про себя Бога, чтобы охотничий домик, в котором так любил обычно уединяться мой муж со своими пассиями, оказался именно там, где я и предполагала. Иначе нас ждала бы неминуемая гибель под снежным ледяным покрывалом. Сколько несчастных путников каждый год находили по весне крестьяне, когда зимний покров уходил, обнажая свои страшные находки!

Но небо сжалилось над нами, и я узнала опушку, на которой возвышалось шале, сооружённое на французский манер, которым так гордился мой беспутный муж. И я в очередной раз в душе поблагодарила своего непутёвого Сержа за это.

Мы с князьями спешились и завели коней в стойло на первом этаже домика, и дикая буря ударила в бревенчатые стены шале, погружая весь мир в мрак и хаос…

Но мы были спасены, и я, не удержавшись, в душевном порыве кинулась на шею князю Черкесову, забыв обо всех условностях и приличиях.

— Мы спасены, князь! — прошептала я, обвив руками его шею, и тут неожиданно почувствовала на своих устах дерзкий и горячий поцелуй. И его острый язык, пробравшийся ко мне в ротик нежданным завоевателем.

Задыхаясь от волнения и счастья я с готовностью встретила его, и почувствовала необычайное волнение, которое томило меня весь предыдущий день.

— Спасены, — прошептала я, и тут увидела, как князь Дубицкий подошёл ко мне вплотную, и я не смогла удержаться, чтобы не запечатать и его сладкие уста поцелуем избавления от опасности.

И поцелуем страсти, которая клокотала во мне, как в волшебной амфоре. Впервые в моей наполненной разочарованиями жизни.

И только тут я вдруг разглядела, что прекрасный полушубок Черкесова изодран страшными когтями, а из прорехи сочится кровь!

— О Боже, князь, — прошептала я, увлекая его за собой на второй этаж, где должны были быть помещичьи покои. — Вас нужно как можно скорее осмотреть! — и отворила тяжёлую дубовую дверь в хозяйскую спальню.

Большую часть комнаты занимала гигантская кровать под бархатным балдахином, а рядом с холодным камином стоял небольшой столик с креслами.

— Помогите, князь, — пробормотала я, — укладывая Черкесова на кровать, и как мне показалось, всё напряжение последних минут сказалось на нём: он заметно ослаб и послушно дал себя уложить в постель, пока мы стягивали с него всю одежду, чтобы осмотреть раны.

Во мне снова проснулась рачительная хозяйка, и я приказывала Дубицкому, который, как казалось, значительно меньше пострадал в хватке с медведем, разжечь камин и принести воды, что он и выполнял послушно.

Я со всеми предосторожностями сняла с князя Черкесова его камзол, и, недолго думая, стянула панталоны, обнажив полностью его прекрасный, словно вылепленный с античной статуи торс. Признаться, у меня перехватило дыхание, когда я разглядела его мужское достоинство весьма внушительных размеров, которое сейчас, как казалось, мирно дремало под зарослями густых волос цвета воронова крыла, и я со стыдом подумала, что хотела бы увидеть его и во всей его боевой готовности.

Но князь тяжело дышал, и я весьма опасалась за его жизнь и здоровье. Он лежал, и его длинные чёрные ресницы подрагивали под закрытыми веками, пока я со всей нежностью, на которую была способна, промывала от крови его раны.

По счастью, они оказались совсем неглубокими, и я перевязала их кусками шёлковой материи. И, не удержавшись, прикоснулась губами к шраму, прошептав:

— Прошу вас, князь, не покидайте меня, — и вдруг почувствовала, как тёплая слеза скатилась из уголка моего глаза и прозрачным алмазом упала на кожу князя.

Я укутала Черкесова в тёплые покрывала, которые здесь имелись в достаточном количества, и наконец-то смогла присоединиться к Дубицкому, который весьма ловко уже развёл огонь в камине и даже нашёл кое-какие съестные припасы в покоях моего мужа.

— Ах, мой дорогой, — проговорила я с трепетом. — Если бы не вы и ваш спасительный выстрел, меня здесь бы уже не было. Моей жизни не хватит, чтобы отблагодарить вас за избавление. Что я могу сделать для вас? Только прикажите, — подняла я на него свой взгляд.

— Ты знаешь, милая Кати, как ты можешь меня отблагодарить, — просто ответил он мне. — Я полюбил тебя с первого взгляда, и теперь моё сердце принадлежит только тебе. Иди ко мне, здесь тепло, — приказал он и начал нетерпеливо расстёгивать мой камзол, в котором мне стало вдруг невыносимо душно.

Охота. Глава 10

Ловкие пальцы князя быстрее любой камеристки избавили меня от камзола и верхней рубашки, под которой у меня совсем ничего не было, даже корсета.

— О, cherie, — услышала я его сдавленный стон, когда он увидел мои две белоснежные грудки, не стеснённые никакими одеяниями. — Они божественны, — прошептал он, нежно обхватив мои перси как двух трепетных голубок своими тёплыми ладонями, и я почувствовала, как моё сердце затрепетало в его руках.

Сладкие уста князя по очереди обхватывали каждый сосок, осторожно посасывая его, пока низ моего животика наполнялся, как сладким сбитнем, вязкой тяжёлой сладостью.

— О князь, прошу вас, — прошептала я, уже не в силах сдерживаться, и мои ловкие ручки уже забрались в его панталоны, высвобождая из плена его прекрасного вздыбленного воина в шёлковых одеяниях. Под моими пальчиками он затрепетал и стал ещё больше расти и наливаться яростной силой, и я, не удержавшись, пала перед ним на колени, как перед античным божеством, разглядывая и поклоняясь ему.

— Это он божественен, — промолвила я, запечатлев на его круглом навершии лёгкий поцелуй, и ощутила на языке терпкий солёный вкус. И протолкнула его в свой ротик, не сумев совладать со своими диким и необузданным желанием. Это божество наполнило меня всю без остатка, поглотило меня, пока я всячески ублажала