Он чувствовал: большего сделать нельзя, иначе обвинят в распространении паники, но все же где-то около полуночи пригласил к себе в Смольный несколько наиболее ответственных руководителей. Он весьма сожалел, что Жданов был в отпуске.

Неизвестно, когда именно в Ленинградский военный округ пришла телеграмма наркома обороны Тимошенко и генерала Жукова о введении боевой готовности. Обычные советские источники утверждают, что не раньше 12 часов 30 минут ночи наркомат обороны в Москве отправил телеграммы в Ленинградский, Прибалтийский особый, Западный, Киевский и Одесский военные округа. Вполне вероятно, что в штаб Ленинградского военного округа телеграмма пришла около двух часов ночи[23].

И около двух ночи в Ленинграде штабных командиров опять начали вызывать в здание Главного штаба; а генерал Никишев с несколькими помощниками отправился в Смольный, где секретарь партийной организации созвал заседание ленинградского руководства.

Один за другим прибывали партийные руководители, быстро поднимались по лестнице на третий этаж, где находился кабинет Кузнецова. Кабинет был ярко освещен, шторы предусмотрительно задернуты. Здесь были секретари обкома и горкома, председатель исполкома Ленсовета П.С. Попков, генерал Никишев с помощниками.

Каждого, кто прибывал, приглашали занять место у длинного стола, покрытого красной скатертью. Кузнецов сидел во главе стола, молча курил. Он молчал, пока все не прибыли, наконец, взглянув на часы, показывавшие 3 часа ночи, произнес: «Давайте начинать, товарищи».

Никишев прочел собравшимся переданную из Москвы телеграмму, предупреждавшую о возможности внезапного нападения 22 или 23 июня на некоторые пограничные области, включая Ленинградскую. В телеграмме подчеркивалось, что нападение может быть спровоцировано какими-либо действиями, и строго предписывалось воздерживаться от подобных действий, но быть в полной готовности отразить удар.

В отличие от краткого предупреждения, которое дано было флоту, наземные и военно-воздушные силы получили подробные приказы, выполнить которые надлежало до рассвета. Что касается Ленинграда, то, конечно, рассвет пришел сюда раньше приказов.

Приказами предусматривалось:

A. В течение ночи 22.6.41 тайно занять огневые позиции в укрепленных пограничных районах.

Б. До рассвета 22.6.41 рассредоточить по военным аэродромам все самолеты, в том числе военные, тщательно их замаскировав.

B. Все воинские части привести в боевую готовность; войска рассредоточить и замаскировать.

Г. Противовоздушной обороне объявить боевую тревогу без увеличения личного состава. Принять все меры для затемнения наших городов и объектов.

Не принимать никаких других мер без особого разрешения.

Чтение кончилось, наступила тишина. Наконец кто-то спросил: «Как понимать телеграмму? Что это? Война?»

«Возможно, что война», – осторожно ответил Кузнецов.

Очевидно было, что ленинградское военное командование не могло выполнить приказы в течение 100–130 минут, остававшихся до немецкого нападения. А указания насчет секретности, маскировки нелепы в условиях ленинградских белых ночей.

Заседание в кабинете Кузнецова все еще продолжалось, когда раздался телефонный звонок из Москвы. Было около 5 часов утра.

Кузнецову сообщили, что немецкие самолеты бомбили Киев, Минск, Севастополь, Мурманск. Он объявил об этом собравшимся с обычной невозмутимостью.

Пока в Смольном совещались, военные в Главном штабе ждали и волновались. Переговариваясь между собой, они ожидали приказов начальства. То же происходило в других советских военных штабах: люди, поднятые ночью по команде «тревога», собрались, но не знали, что происходит и что они должны делать.

На подступах к Ленинграду отражать наступление немцев из Восточной Пруссии должен был Прибалтийский особый военный округ под командованием генерал-полковника Ф.И. Кузнецова. Войска генерала Кузнецова были разбросаны по территории, раскинувшейся на сотни километров. Многие части отбыли на учения в летние лагеря, другие в это время перемещались на новые позиции. Генерал Кузнецов – очень старый офицер с большими теоретическими знаниями, но малым практическим опытом по командованию войсками. Раньше он преподавал в Академии имени Фрунзе, впоследствии станет командующим Центральным фронтом, затем 25-й особой армией, участвовавшей в обороне Крыма. Деятельность его на всех постах оценивалась весьма невысоко. По мнению окружающих, человек нерешительный, плохой организатор, он отличался таким апломбом, что неспособен был воспринимать чужое мнение и быстро действовать в критических ситуациях. Трудно было найти более неподходящего человека для столь ответственного руководства в условиях того хаоса и неустойчивости, которые сложились к этому времени.

Недостатки генерала Кузнецова повлияли на ситуацию, в которой оказался Прибалтийский особый военный округ.

Один из офицеров, генерал-майор М.М. Иванов, командир 16-го стрелкового корпуса, спокойно приказал своему корпусу занять оборонительные позиции вдоль границы и доставить на передовую снаряды. Но Кузнецов приказал вернуть боеприпасы на склад. Иванов приказа не выполнил, в результате, когда немцы атаковали его корпус, нападение было отбито.

Нерасторопность Кузнецова проявилась и в том, что лишь 15 июня он обратился в Москву с просьбой ускорить доставку затребованных ранее 100 тысяч противотанковых мин, 40 тысяч тонн взрывчатки, 45 тысяч тонн колючей проволоки.

18 июня он распорядился начать затемнение городов и военных объектов Прибалтики, но, когда из Москвы Жуков приказал отменить затемнение, Кузнецов послушно согласился. Рига, Каунас, Либава, Шяуляй, Вильнюс, Даугавпилс были освещены по-прежнему[24].

В начале июня начались обычные учения. Около Паневежиса Кузнецов с помощниками организовали полевой штаб. А вечером 21 июня почти во всех воинских частях 11-й армии, одной из трех, которыми командовал Кузнецов, побывала большая группа политработников из Главного политуправления Красной армии. Политработники убеждали командиров и красноармейцев, что войны не будет, что слухи о войне – провокация. Поскольку заверения исходили от Москвы, некоторые командиры перестали соблюдать предписанные ранее меры предосторожности. Работы по установке минного поля близ Таураге приостановили.

Около 2 часов 30 минут ночи 22 июня, когда пришло сообщение Тимошенко о введении боевой готовности, Кузнецов приказал своим армиям занять передовые позиции, выдать боеприпасы, произвести установку минных полей, подготовить противотанковые рвы, быть готовыми отразить любые серьезные действия немцев, но не вести огонь по их самолетам и не отвечать на провокации. Немногие из частей, находившихся на передовой, успели получить этот приказ; большинство, совершенно не представляя обстановки, неожиданно оказались втянутыми в бой[25]. Генерал-лейтенант П.П. Собенников командовал 8-й армией Прибалтийского особого военного округа. Ему поручена была оборона приморских районов на границе с Восточной Пруссией. Как вспоминал потом Собенников, нападение для большинства явилось полной неожиданностью.

В предрассветные часы он успел приказать некоторым частям начать продвижение к границе. Но тыловые части понятия не имели, что происходит западнее, где уже началось немецкое наступление.

В Ленинграде в здании Главного штаба ситуация не была столь катастрофической. Генерал Никишев примчался в штаб из Смольного часов около 5 утра, вызвал в кабинет ожидавших его командиров:

«Это война, товарищи! Фашистская Германия совершила нападение. Приступайте к выполнению мобилизационных планов».

Командиры ринулись в свои кабинеты, дрожащими руками вставляли ключи в