Всхоже красно мое солнышко, Ты родимый сударь батюшка, Свет Василий сударь Иванович!

Рядом с конунгом располагаются его близкие родичи и почетные гости, а напротив усаживаются те, на кого особенно распространяется его сияющая благодать — самые верные дружинники, самые любимые скальды, поющие славу своему благодетелю. «Как только конунг увидел, что в палату вошел Эгиль, — рассказывается в „Саге об Эгиле“, — он велел освободить для него и его людей скамьи напротив. Он сказал, что Эгиль должен сидеть там, на втором почетном сиденье».

Жена конунга не сидит рядом с мужем: она вместе с другими женщинами занимает лавку на западной стороне — той стороне, куда солнце закатывается, ложится на ночь. Это раздельное сидение князя и княгини кажется странным богатырю Алеше Поповичу: давний славянский обычай совместного сидения за одним столом мужа и жены символизирует согласие и любовь, а запрет на еду вместе свидетельствует о разрыве, разъединении супружеского союза. Алеша Попович видит, что по правую руку Владимира Красное Солнышко усаживается не милая жена киевского князя, но ненавистный Змей Горыныч, и с ехидцею спрашивает:

Ты гой еси, Владимир стольнокиевской! Али ты с княгиней не в любе живешь? Промежу вами чудо сидит поганое… «Олеша Попович, Еким паробок и Тугарин»

Неизвестный гость, каким является на почестной пир Алеша Попович со слугою, по традиции должен быть опрошен об имени-отчестве, дабы установить его иерархическое положение и тем самым определить соответствующее место за столом. Поэтому Владимир Красное Солнышко сначала спрашивает неведомых добрых молодцев:

Гой вы еси, добры молодцы! Скажитеся, как вас по именю зовут, А по именю вам мочно место дать, По изотчеству можно пожаловати. «Алеша Попович»

Древняя скандинавская традиция полагает необходимым наличие отчества для каждого свободного человека, ибо оно свидетельствует о статусе отца — его самостоятельности, его знатности, его могущественности. Патроним содержит значимую информацию о роде человека, и потому становится обязательным, непреложным дополнением к личному имени. Варягорусы привносят эту «отечественную» традицию на славянскую землю, и она начинает здесь укореняться со времен князя Игоря Старого, что удостоверяется летописным текстом: «Мы — от рода русского послы и купцы, Ивор, посол Игоря; великого князя русского, и общие послы: Вуефаст от Святослава, сына Игоря.» («Повесть временных лет»).

В такой же круг русского застолья попадает и славянский богатырь Алеша, отчество которого присутствующие знают «понаслышке» и признают родовитым: «по отчеству садися в большое место, в передний уголок». Однако между Владимиром Красное Солнышко и богатырским паробком (слугою) происходит примечательный разговор, который определяет иное положение Алеши Поповича, не соответствующее скандинавским представлениям:

«Милости просим, люди добрые, Люди добрые, храбрые воины! Садитесь вы в куть по лавице». — То-де место не по рядине. «Второе место — в дубову скамью». — То-де место нам не по вотчине. «Третье место — куда хочете». — Неси-ко ты, Алешенька Попович млад, То ковришко волокитное… Стели-ко его за пещной столб! «Алеша Попович и Еким Иванович»

Алеша Попович не случайно выбирает печь как самое достойное для себя место. В славянском мировосприятии печь является центром мира, серединой дома, точкою отмера, откуда надо «танцевать» — начинать всякое слово и всякое дело. В народных пословицах и загадках идея печи заключает в себе как философию бесконечного вселенского пространства с его небом, звездами, солнцем («Полна печь перепечей, середи печи каравай»), так и философию вечного кругового времени («В печурке три чурки, три гуся, три утки, три тетерева»). Печь определяется как некий домашний каменный алтарь, где творятся духовные откровения, совершаются мистические таинства, произносятся волшебные кощуны, обращенные к божественным небесным объектам и одухотворенным объектам земным, к тому же глиняному горшку, который неопалим, нетленен, бессмертен посреди жаркого печного пламени: «Свет Кощей, господин Кощей: сто людей кормил, гулять ходил». Здесь говорятся заговоры на любовь и на кровь, здесь поются печальные песни и песни веселые. Короче говоря, в славянском мировосприятии печь есть первое, возвышенное, сакральное место, принадлежащее власти духовной — волхвам, колдунам, скоморохам. В силу этого оно определяется как другое центральное место на княжеском пиру, которое на равных противостоит власти мирской и вдобавок иноземной, русской. Поэтому киевский князь легко соглашается на полярное местоположение славянского богатыря:

«Скажи, где есть наше место скоморошское?» С сердцем говорит Владимир стольнокиевской: — Что ваше место скоморошское На той на печке на муравленой, На муравленой печке на запечке. «Добрыня в отъезде»

На запечке, за печным столбом, живет домовой — дедушка, хозяин, род, являющийся малым сродником того великого Рода — главного славянского божества, которому славяне «начали трапезу ставити преже Перуна» и который, «седя на воздусе, мечетъ на землю груды и в том ражаются дети». Род — это творец Вселенной, создатель жизни, бог плодородия, источник того незримого теплого родного света, что проистекает до и без всякого солнца. И печь представляет собою некую малую модель мира, где властвует домовой — меньшой Род. Старинная поговорка про печь так и гласит: «Тепло, как будто сам Бог (Род) живет».