Марджори снова вздохнула.

– Да, ладно тебе, я просто шутила, Мерри. Блин. Ничего здесь такого. Я никогда с тобой так не поступлю. Ты же сама знаешь.

От этих слов я зарыдала только сильнее, потому что я не была в этом уверена. Я больше в это не верила.

– Ну да, злая шутка, признаю, но не такая уж ужасная. Иди сюда. – Марджори выпрямилась, села ровно и похлопала по месту рядом с собой на диване.

Покачав головой, я осталась у стены. Солнце за окном засияло ярче, и нам обеим пришлось зажмуриться.

– Прошу тебя, Мерри. Я виновата перед тобой.

Все еще плача теми слезами, которые выстраиваются стеной в нижней части глаз, не желая выливаться и делая все расплывчатым, я украдкой подошла и села спиной к ней, как мы обычно делали.

Марджори пальцем нарисовала прописную букву между моими лопатками.

– Отгадай букву.

– М. – Я поразительно хорошо отгадывала в игре на прописи по спине. Даже в моменты эмоционального катаклизма.

– Я не должна была тебе наговаривать все это, просто я очень расстроилась, что ты пожаловалась маме на меня. Я думала, что мы сестры, что у нас есть тайны.

– Е.

– Хотела бы ты, чтобы я рассказала маме, как ты пришла сюда, щупала мне груди, пустила в ход руки?

– В? – Это была не В. Я была взвинчена. Я не знала наверняка, что она имеет в виду под «пускать в ход руки», но понимала, что ничего хорошего не услышу от мамы, если Марджори наябедничает.

– Нет. – Она снова выписала на моей спине букву, штрихи выводила медленнее, нажимала сильнее.

– Р.

– Да. Что будет, если я расскажу маме, как ты дразнишь меня, подсматриваешь за мной, ходишь за мной по пятам, сводя меня с ума? Я знаю, что она попросила тебя быть поласковее со мною, помогать мне.

– Р. Извини за шутку с грудями. Пожалуйста, не рассказывай маме.

– Ты ничего не скажешь, и я ничего не скажу.

– Хорошо. И. Мерри. – Она рисовала на моей спине слово полегче, чтобы успокоить меня. Сработало. Я больше не плакала, но глаза казались тяжелее, чем когда-либо.

– Договорились, мисс Мерри. – Марджори потерла рукой мою спину, как учительница, стирающая написанное на доске. Она снова начала писать.

– М.

– Так вот, песня, которую ты услышала, просто пришла мне в голову.

– Р.

Песня. Вот почему я поднялась наверх. Марджори снова начала напевать ее. Мелодия звучала еще печальнее вблизи.

– А. Ты ее придумала?

– И да, и нет, и снова да! Это настоящая песня.

– Ч.

– Мама и папа ее не слушают. Я уверена, что не слышала ее раньше. Я уже рассказывала тебе об историях. Так вот и песня просто была у меня в голове, когда я как-то раз проснулась поутру.

– Н.

– Звучит печально, не так ли? Песня о самом печальном дне на свете.

– О.

– Но когда я ее напеваю, как будто что-то щекочется в горле. Довольно приятно.

– Б?

– Нет, не Б. Иногда хорошо, если тебе грустно, Мерри. Не забывай это.

Марджори не повторила пропущенную букву, а перешла к новой. Новая буква состояла из двух медленных завитков, нисходящих по всей спине, и одной резкой горизонтальной черты, которая соединила их.

– В.

– Да. Странно, но я даже знаю слова к песне.

– О. Пропой мне. – Я попросила спеть песню со словами, зная, что именно этой просьбы она и ждет. Услышать слова мне не хотелось. Я боялась, что песня окажется про сестру, крадущую язык у другой.

– Не хочется петь со словами. Мне больше нравится напевать ее.

– С.

– Слова пусть останутся при мне.

– К.

– Да они тебе и не понравятся. – Она прекратила писать на спине. – Продолжу напевать. Может быть, напою тебе, пока ты спишь.

– Марджори!

Она засмеялась и пощекотала мне подмышки. Но я не захихикала, вместо этого я пронзительно пискнула и коротко фыркнула.

– Прекрати!

– Сиди на месте. Не двигайся. – Она напевала песню, поднимаясь на диване. Я подпрыгивала на диванной подушке, пока Марджори искала равновесие. Она качалась над моей головой, будто попавшая в ураган ива. Я ощущала все бремя песни. Минор выдавливал воздух у меня из груди.

Марджори подпрыгнула и перелетела над моей головой. Ее тень промелькнула надо мной. Я сгруппировалась и откатилась к спинке дивана. Марджори со стуком приземлилась. Колени ее подкосились, она едва не вылетела в окно.

Откуда-то из-под нас послышался крик папы:

– Черт, что это было?

Марджори проговорила:

– Надо поработать над приземлением. Без ученья нет уменья, так говорят? – Она ущипнула меня за живот и затем убежала из террасы к себе в спальню.

– Хватит! – крикнула я ей в спину.

Марджори продолжала напевать песню уже у себя. А я все сидела, слушала и потом начала повторять за ней ту простую, но душераздирающую мелодию. Моя нога болталась в одном из последних затухающих лучей солнца. Я задумалась, смогу ли я напевать песню, если у меня не будет языка. Я пришла к выводу, что смогу.