из кармана сложенную записку, — так это ответ на вопрос, почему мой отец перед смертью нацарапал на листке бумаги слово Зандруса. — Он протянул записку Обассе, прежде чем осознал свою ошибку. Несмотря на это, слепой вытянул руку и взял пергамент, нежно проведя по нему пальцами.

— Здесь есть еще два слова...

— Первое — мое имя. Второе — Сафрона, вот почему я здесь.

— Как любопытно, — пробормотал Обасса.

— Так вы мне расскажете все, что знаете?

— Конечно, — ответил мужчина, возвращая записку. — В конце концов, такова была сделка. История за историю, — он сделал глоток чая. — Вы прибыли в Сафрону в захватывающее время, мастер Гардова.

— Я уже понял.

— Сорок лет прошло с тех пор, как закончилась война. — Мужчина покачал головой, ставя чашку на стол. — Я с трудом могу поверить, что прошло так много времени. Я был в числе первой волны иммигрантов из Зар-Гхосы, которые поселились здесь после подписания мирного договора. Вам может показаться странным, что мы переехали в тот самый город, который раньше стремились разрушить, и стали жить среди людей, которые когда-то были нашими врагами. Но у нас были возможности, и это был шанс начать все сначала для тех из нас, кто дома пытался и не сумел найти свое место в жизни. Я прожил здесь, наверное, пару лет, когда появилась Зандруса.

— Она родом из Зар-Гхосы?

Обасса кивнул:

— — Большинство моих соотечественников, приехавших сюда по морю, занялись честным ремеслом, другие тогда получали зарплату на серебряных рудниках за городом. Некоторые, однако, преследовали интересы, не бывшие... легальными. Зандруса была одной из них.

— Значит, она была преступницей?

— Контрабандисткой, и очень искусной в этом деле. В те далекие времена нас было немного, зато было очень много людей, недовольных войной. Иногда нам, иммигрантам, было трудно доставать определенные товары. Зандруса изменила это, ввозя контрабандой то, что нам было нужно — лекарства и тому подобное.

— Итак, контрабандистка с золотым сердцем.

— О, не обольщайтесь: Зандруса в основном перевозила ценные товары, такие как слоновая кость и шелк, но она делала все, что могла, чтобы помочь своим соотечественникам. Она вела свой небольшой бизнес почти десять лет, прежде чем свернуть его и вложить свое небольшое состояние в легальный бизнес.

— То есть она вышла из тени? Почему?

— Кто может сказать? — ответил Обасса, разводя руками. — Возможно, она начала ощущать на себе длинную руку закона; инквизиция Сафрона очень усердно искореняет тех, кто занимается незаконной деятельностью.

— Я уже это видел, — ответил Лукан, вспомнив одетых в черное инквизиторов, ведущих своего пленника в Эбеновую Длань.

— Или, может быть, она просто решила, что это поможет ее благотворительной деятельности, — продолжил Обасса. — В любом случае, Зандруса оказалась такой же искусной в инвестировании, как и в контрабанде. Она стала очень богатой женщиной, а в Сафроне богатая женщина — это еще и влиятельная женщина.

— Если это так, — возразил Лукан, — то почему здесь, кажется, никто не знает ее имени?

— Потому что она отказалась от этого имени, когда перестала заниматься контрабандой, и теперь мало кто из нас еще помнит ее настоящее имя, данное при рождении. Для своей новой деловой практики она взяла себе имя Саида Джеласси и с тех пор им пользуется. Именно под этим именем она в конечном итоге добилась того, о чем никто из нас и мечтать не мог, — места в Позолоченном совете.

Глаза Лукана расширились.

— Зандруса — торговая принцесса?

— Первая зар-гхосска, удостоившаяся этой чести, если это можно так назвать. Она занимает эту должность более десяти лет. — Обасса склонил голову набок и ухмыльнулся. — Кажется, вы не находите слов, мастер Гардова. Без сомнения, вы спрашиваете себя, какое отношение к смерти вашего отца может иметь одна из самых влиятельных женщин Сафроны.

— Да, этот вопрос пришел мне в голову.

Нищий усмехнулся:

— Что ж, боюсь, я ничем не могу вам помочь.

— Мне нужно поговорить с Зандрусой. Мне нужно выяснить, что ей известно...

— Боюсь, это невозможно.

— Почему?

— Потому что завтра утром ее должны казнить.

— Ее что? — Лукан покачал головой, его мысли путались. — Почему? За что?

— За убийство лорда Савиолы, своего собрата, торгового принца. Об этом болтают в городе в течение последнего месяца или около того, не говоря уже о том, что это бросает тень на подготовку к Великому возобновлению. — Обасса сделал еще глоток чая, скривив губы, как будто чай показался ему горьким на вкус. — Слуги лорда Савиолы нашли Зандрусу — леди Джеласси, — стоящую над телом их хозяина с окровавленным кинжалом в руке. — Он опустил чашку, одна бровь его дернулась в противоположном направлении. — По крайней мере, так говорят.

— Вы думаете, она невиновна?

— Лорд Савиола был ближайшим союзником Зандрусы в Позолоченном совете. Более того, говорили, что они были хорошими друзьями. Мне это кажется очень странным, мастер Гардова. Но что я знаю? Я просто...

— Слепой старый попрошайка, — перебил его Лукан. — Да, я понимаю. — Он откинулся на спинку стула и тихо выругался. Я проделал весь этот путь впустую. — И где же она сейчас? Я имею в виду Зандрусу.

— В Эбеновой Длани. И нет, они не пускают посетителей. — Обасса вздохнул, поднимаясь на ноги и поднимая трость, которая лежала рядом с ним. — Казнь состоится завтра утром, с десятым ударом колокола, в старом амфитеатре. Блоха может отвести вас туда, если вы захотите присутствовать. Если Зандруса выживет, найдите меня, и мы продолжим разговор.

— Подождите, — сказал Лукан, когда пожилой мужчина отвернулся. — Что вы имеете в виду, если она выживет? Я думал, вы сказали, что ее казнят?

Обасса усмехнулся:

— Вы увидите, что в Сафроне все делается немного по-другому, мастер Гардова.

 

Глава

6

ГАРГАНТЮА

 

Лукану было не привыкать к казням.

Ему было одиннадцать, когда он впервые увидел, как умирает человек, и, хотя он давно забыл о преступлениях этого человека, он все еще мог вспомнить серебристый отблеск опускающегося клинка палача и последовавшие за ним алые брызги. Он помнил, как был удивлен тем, насколько быстро это произошло, насколько простым был акт убийства. Палач, черты лица которого были скрыты за золотой филигранной маской, поднял голову жертвы и принял несколько драматических поз под одобрительные крики толпы. Лукан быстро усвоил, что в Парве, самопровозглашенной культурной столице Старой империи, даже из казни устраивали настоящий спектакль. Ни один из многочисленных городов, которых он видел во время своих путешествий, не обладал такой склонности к представлениям, и это заставило его