— Да, пример отличный, — вежливо согласилась Мэрион.

— Как вы сказали?! Комичный? — переспросил король, явно не расслышав ее ответа.

Сказать по правде, она и впрямь улавливала печальный комизм. Не в стихотворении Кристины Россетти, а в поведении августейшей четы. Совсем не правильно с их стороны заковывать внучку в цепи викторианского образования. Впрочем, герцог с супругой тоже хороши. Прекрасно, что они не запрещают детям шалить, но ради блага Елизаветы они просто обязаны воспротивиться этому произволу, а не отмахиваться от него, принимая равнодушный вид. Кто, в конце концов, в ответе за эту девочку?

«Впрочем, моя ли это забота», — подумалось ей, когда король с королевой, развернувшись, пошли восвояси. Все равно ведь она здесь ненадолго.

На террасу вышла герцогская чета. Мэрион подумала, что это все до боли напоминает спектакль. Одни актеры ушли со сцены, а им на смену тотчас явились другие.

Правда, выглядели герцог с герцогиней уже совсем по-другому, точно и вправду успели за это время сменить не только одежду, но и роли. На герцоге теперь был темно-синий комбинезон, а на его супруге — высокие резиновые сапоги и старое твидовое пальто с поясом. Они напоминали пару бродяжек.

Мэрион думала, что ее начнут расспрашивать о разговоре с королем и королевой, но у герцогини на уме явно было совсем другое.

— Надеюсь, у вас легкая рука и в садоводстве вы понимаете! — весело воскликнула она.

От мысли, что ей придется еще и в саду возиться, Мэрион охватили печаль и негодование. Она ведь приехала в Лондон вовсе не для того, чтобы копаться в клумбах! Она надеялась увидеть высший свет, побывать в галереях — словом, культурно обогащаться при любой возможности.

Спустя час ее единственное приличное платье было все в репейнике, как и чулки, которые к тому же порвались так, что их было уже не спасти. А еще одежда насквозь пропахла дымом, поднимавшимся от огромного костра, в котором герцог жег мусор. Мэрион с раздражением вспомнила, какие просторные шкафы стоят в спальне у герцогини — и какой крохотный шкафчик выделили ей самой.

— О, запах дыма! — воскликнула герцогиня по-французски, поравнявшись с костром. — Как он чудесен! Его ни с чем не спутаешь!

«А особенно если деться от него некуда», — мрачно подумала Мэрион, в отчаянии глядя на свои ладони. Она поломала себе все ногти, пытаясь выполоть из земли одуванчики. Некоторые корни оказались длинными и толстыми, точно пастернак, и никак не поддавались. Первоначальное впечатление о герцогах Йоркских, которые сперва показались ей просто необычными людьми, сменилось убеждением, что они не в своем уме — и это еще мягко сказано. Ей вспомнились новостные статьи, которые она прочла только сегодня утром. Казалось, это было тысячу лет назад. По всей стране люди страдают от голода и безработицы, а королевский сын, у которого дом полон лакеев, разгуливает по саду в резиновых сапогах, точно Мария-Антуанетта в мужском обличье. Смех, да и только.

Позади раздался хохот герцогини.

— Роберт Луис Стивенсон говорил, что самое интересное занятие на свете — это выпалывать сорняки!

«В этом-то он явно ошибся», — сказала про себя Мэрион. А может, просто пошутил. Она опустилась на корточки, подобрав под себя перепачканные туфли-лодочки, которые еще недавно были чистыми и блестящими, и окинула взглядом своих «коллег». Никто из них особой радости от работы в саду явно не испытывал.

Дворецкий Эйнсли катил тачку, стараясь не терять привычного достоинства, а шофер мел листья, заметно приуныв. А неподалеку от него герцог с энтузиазмом помешанного орудовал пилой. На земле вокруг уже валялось несколько толстых ветвей и инструментов — таких острых, что, казалось, при одном взгляде на них уже можно было порезаться. Мэрион вновь вспомнилась Мария-Антуанетта. Пожалуй, герцог с супругой почти заслуживают того, чтобы на них кинулась разъяренная толпа.

— Сыграем в мяч, а, мисс Кроуфорд? — услышала Мэрион и обернулась.

Позади стояла принцесса Елизавета с красным мячом в руках и выжидающе смотрела на гувернантку. В отличие от родителей, сменивших свои наряды на рабочую одежду, она переодеваться не стала, только добавила к своему и без того нарядному платью широкую белую ленту — видимо, по случаю приезда августейших бабушки с дедушкой. «Неужели у нее нет уличной одежды», — с изумлением подумала Мэрион, а потом вспомнила, что Елизавета ни разу не лазила по деревьям, а все потому, что ей строго-настрого запрещено сходить с тропинок и пачкаться. Это тоже было по-своему смешно, нелепо и печально. Дети на то и дети, чтобы вести себя по-ребячески, а не копировать с самых юных лет жеманные повадки взрослых.

Она поднялась на ноги и вытерла руки о платье, рассудив, что хуже ему уже не будет — оно и так все в грязи.

И они начали бойко перебрасываться красным мячом. Принцесса то и дело неловко роняла его, а Мэрион ее подначивала.

— Руки у тебя дырявые! — в шутку заметила она.

Елизавета серьезно осмотрела свои ладони.

— Обыкновенные руки, и вовсе не дырявые, мисс Кроуфорд, — не согласилась она.

Мэрион рассмеялась.

— Это шутка такая! Просто ловец из тебя неважный, только и всего!

Девочка, насупившись, взглянула на нее из-под кудрей, украшенных лентами.

— Все потому, что мне не с кем играть, мисс Кроуфорд. Сестра еще слишком мала.

Мэрион вдруг пронзила жалость, и удивительно сильная. Бедная малышка! Узница этой странной жизни, этих удивительных людей… Одинокая и беспокойная. Ей вдруг вспомнилось признание принцессы за обеденным столом и крики короля.

Они продолжили игру, но та по-прежнему шла из рук вон плохо. В очередной раз подняв мяч с земли, Мэрион заметила, что принцесса задумчиво смотрит на нее своими небесно-синими глазами.

— Что такое?

— Придумываю вам прозвище.

— А зачем?

— У нас в семье у всех есть прозвища!

Мэрион вспомнились все эти «Желторотики» и «Пушинки». Прозвища звучали манерно и напыщенно — вполне в духе герцогини.

— Может, остановимся на мисс Кроуфорд?

Принцесса отрицательно покачала белокурой головкой.

— Вам непременно нужно прозвище. У нас уже есть Аллах, а мою сестрицу зовут Бутончиком, потому что она еще слишком маленькая, чтобы зваться Розочкой. Какое имя вам дали при крещении?

Мэрион назвала его.

— Что ж, может, и это сгодится, — задумчиво произнесла Елизавета. — Зову же я бабушкиных фрейлин Цинтией и Еленой!

Мэрион совсем не хотелось иметь хоть что-то общее со старыми летучими мышами, сопровождавшими королеву Марию. Одна мысль о них навевала ужас. Да и вообще, вся эта затея с прозвищами казалась ей просто напрасной тратой времени. Ведь по прошествии месяца ее уже здесь не будет.

Принцесса снова уронила мяч.

— Ах,