Шрифт:
Закладка:
Такие мальчишки подают гамбургеры в Мак-Доналдс или играют на игорных автоматах, подумал Майкл о пилоте. Но через полминуты самолет, набрав высоту, лег на курс, изменил конфигурацию крыльев, и перегрузки действительно кончились, а вместо них Майкл впервые в жизни ощутил кайф невесомости. Черт возьми, жизнь прекрасна, господа! Особенно — с высоты полета в «F-121», когда, оторвавшись от звука своих двигателей и от вечерней старушки-Европы, вы в полнейшей тишине и с тройной звуковой скоростью мчитесь на Запад, вдогонку укатившему туда солнцу, и вот-вот уже его розово-желтый шар… Все-таки он поступил гениально, когда после резидентуры наплевал на возможность открыть свой офис в Лонг-Айленде и подписал вместо этого контракт с «International Service Agency», поставляющим обслуживающий персонал всем американским посольствам за границей. Конечно, он мечтал поехать в Японию — он с юности любил маленьких женщин, babywoomen, которых так приятно сгибать, выламывать и вращать на себе. Но, в конце концов, он и в Москве нашел себе не хуже. Он выучил русский, он научился пить водку, не разбавленную ни тоником, ни содовой, он понял вкус русской кухни, а самое главное — в Москве он получил то, что нельзя получить ни в Токио, ни Бонне и вообще нигде, кроме России. Даже без дохода в миллион долларов в год Майкл стал в Москве частью самой престижной элиты — он был ИНОСТРАНЦЕМ. И не каким-нибудь вьетнамцем или арабом, которых русские, как истинные расисты, и за людей не считают, — нет, он — АМЕРИКАНЕЦ!..
Откинувшись затылком к подголовнику сиденья, Майкл слушал битлзов и с высоты 12 000 метров смотрел, философствуя, на серебристую чешую Атлантического океана. В Америке к иностранцам совсем иное отношение, чем в России. Мы можем уважать французскую парфюмерию, но не французов, «Мерседесы», но не немцев. А в России само слово «иностранец» — уже капитал, как графский титул. И практически любая русская девушка — ваша. Конечно, такая элитарность разлагает. Она приучает тебя чувствовать себя Гулливером в стране лилипутов, арийцем, принцем крови и т. п. И когда ты приезжаешь из России домой даже в отпуск, ты уже сам не свой, ты категорически не хочешь становиться Гулливером в стране великанов или даже Гулливером в стране таких же Гулливеров. И ты рвешься обратно в Россию. Правда, сейчас в России происходит черт те что — это кипящий котел, который вот-вот взорвется. Но тем интересней, черт возьми!..
Впрочем, выскочить из этого котла на пару дней и прошвырнуться в Вашингтоне по Джоржтауну (да еще за счет американского Правительства!) — это тоже неплохо, в этом он себе, конечно, не откажет…
6
Урал, город Свердловск.
17.10 по уральскому времени (15.10 по московскому).
Клацая колесами на стыках рельс, слева от машины Вагая прошел трамвай, набитый и облепленный пассажирами. И вдруг остановился на перекрестке улицы Ленина и Свердлова, и водитель, молодая рыжая бабенка, высунувшись из кабины, издали замахала рукой подростку, торговавшему на улице газетами, листовками и брошюрами «Демократического Союза», «Партии анархо-синдикалистов», «Христианского возрождения» и прочей литературой подобного толка. «Чего вам?» — крикнул ей пацан. «Афганца» и «Уральскую женщину»! — отозвалась вагоновожатая, и мальчишка, схватив газеты и какие-то брошюры, побежал к ней через улицу, а потом, стоя под окном кабины трамвая, стал отсчитывать сдачу с ее трехрублевки, нарочно затягивая время, чтобы уговорить эту рыжую купить у него и брошюры…
А вокруг вопила гудками река частных машин, и Вагай тоже вскипел, сам нажал сигнал на руле водителя своей служебной «Волги». Но эта рыжая сволочь раскорячила свой двухвагонный трамвай прямо посреди улицы и хоть бы хны — никуда не торопится и еще смеется!
— Серафим, ну-ка быстро! Узнай фамилию этой суки! — приказал Вагай своему сотруднику Серафиму Круглому, сидевшему на заднем сиденьи.
Тот выскочил из машины, тяжелой трусцой побежал к трамваю.
— Распустился народ — плюет на законы! — в сердцах сказал Вагай.
— Богатые стали! — поддакнул шофер-сержант. Ему было не больше 25, на его гимнастерке отблескивали под солнцем две медали: «Воину-интернационалисту» и «За отвагу» — знак его участия в афганской войне. Эти две медали давали всем без исключения солдатам, служившим в Афганистане, но многие солдаты их не носили, а остальные носили только по праздникам, да и то — орденские колодки, а не сами ордена и медали, но шофер Вагая носил именно медали, ежедневно…
Круглый вернулся, запыхавшись.
— Стасова Ирина, — доложил он. — Первый трамвайный парк. Между прочим, послала меня матом…
Тут трамвай освободил перекресток, «Волга» тронулась, но Вагай все не мог остыть. Конечно, можно сейчас же позвонить в трамвайный парк и через директора врезать этой Стасовой Ирине, но с тех пор, как все перешли на хозрасчет, даже директор трамвайного парка вправе послать тебя — мол, с такой жалобой обращайтесь в милицию…
— Не улица Ленина, а какой-то Тель-Авив! — сказал Вагай хмуро.
Действительно, вся центральная улица города была запружена лотками газетчиков-неформалов, пирожковыми ларьками, пивными палатками, кафе «Мак-Доналдс», пиццерией, плакатами «Уральского сопротивления КПСС» и рекламными щитами с голыми бабами и панковатыми рок-звездами.
— Уже под Обком подкатывают со своей торговлей… — сказал шофер и кивнул на массивное четырехэтажное здание Обкома партии с большим красным флагом на стальном флагштоке и гигантским транспарантом по всему верхнему карнизу: «ПАРТИЯ И НАРОД ЕДИНЫ!» Свердловчане называют это здание «Большой дом». Под ним,
