Босх жил в смутные времена, на пороге Нового времени, утверждавшего ценность жизни, обладание материальными благами, прославления земного и чувственного, всего того, что ещё недавно именовалось греховным и разительно отличалось от средневековых идеалов: Христа-аскета, смирения, целомудрия, бедности и благочестия. Церковь, головокружительно терявшая авторитет, боролась с инакомыслием инквизицией, отстаивая свои права на власть и на законодательство дум: на кострах погибли Ян Гус, Николай Коперник, Джордано Бруно. Испанский инквизитор Торквемада осудил на смерть более 10 тысяч человек. Властные, мирские амбиции, царившие при дворе Пап и подчинённых им клириков, неуёмно стремившихся к богатствам, продававшим дорогу если не в рай, то в чистилище, – индульгенция сделала Церковь мишенью для критики, особенно в Северной Европе. Вот уже на протяжении века Папы интриговали друг против друга и против европейских светских правителей. Папа Инокентий отравил Папу Пия, Сикст развязал войну со Францией, Папа Александр (Борджиа) – образец распутности, окружив себя своими незаконнорождёнными детьми, вершил политическую жизнь не только Италии, но и всех подвластных Папе территорий. На полотнах Босха повсеместно видим ярую и едкую критику духовенства: мир накануне Апокалипсиса.

На рубеже XV–XVI веков с новой силой возрождались представления об Апокалипсисе, столь актуальные на заре христианства. Иероним Босх творил в эпоху предчувствия Конца света, дата которого настоятельно высчитывалась и пересчитывалась. Ещё в первые века богословы жаждали и тщились предугадать момент Второго пришествия. Сам же Христос говорил, что лишь Отец знает пору свершения Суда, а потому ожидать его следует во всякий день и час. Невзирая на это, патристы самонадеянно сходились во мнении, что Апокалипсис настанет с исходом Божественной седмицы. Шесть дней творения, завершённые субботним отдыхом и покоем, экстраполировались на всю историю человеческого рода: мир просуществует шесть тысяч лет, и с их окончанием настанет тысячелетнее царство святых. По истечении сей грандиозной недели произойдёт Армагеддон. Жизнь Босха пришлась аккурат на канун 7000 года от момента Сотворения мира, когда христианский мир пребывал в предчувствии Конца света[5].

На протяжении многих веков ожидания Судный день так и не наступал, но предвкушали его с минуты на минуту, толкуя исторические события и природные явления в эсхатологическом духе. Святой Иоанн свидетельствовал, что перед самым Концом света в мир придёт прелестный лицом и телом «ложный мессия», Антихрист, сладкогласое чадо Сатаны, и разразится последняя решающая битва меж силами Добра и Зла. Антихрист явит миру всевозможные фальшивые чудеса, щедрой раздачей сокровищ уравняет людей в богатстве, результатом чего станет повальный грех в царстве сего Лжеспасителя (разговоры об Антихристе, которого обнаруживали то в Яне Гусе, то в Мехмеде II, то в Папе Борджиа, позже в Мартине Лютере и т. п., – звучал неустанно и повсеместно). История изобиловала приметами скорого Конца: чума, авиньонское пленение Пап, взятие Константинополя, Столетняя война, – будто сама Смерть распростёрла крыла над Европой.

Смерть – важнейшая тема для христианина. Книга Бытия рассказывает о сотворении мира Богом, а Откровение Иоанна Боголова (или Апокалипсис) – о ликвидации мира Им же. Жизнь человеку даётся Богом, от Него же зависит и срок существования людского рода, ограниченный скобками Начала и Конца. Всякая жизнь определяется смертью индивидуальной и всеобщей, ею же инспирированы нормы, правила и образцы мирского пути человека, по окончании коего по делам каждого уготован ему ад или рай (или чистилище).

Тема смерти пронизывает всю западноевропейскую культуру, но во второй половине XIV – начале XV века звучит особо оглушительно. Смерть переменяла маски, являлась под разными личинами: она коварно подстерегала некрещёных детей, всегда обреталась рядом с несчастными случаями, бедствиями, распрями, войнами. Костлявая поджидала грешников у смертного одра, приходила во сне, в болезнях, разбушевавшись, более прочих, конечно же, в чуме, – легендарной, немыслимой, кошмарной и масштабной напасти Средневековья.

«Чёрная смерть» (1347–1353 гг.), выкашивавшая Европу, унесла жизни более 24 миллионов человек. Прадед Босха родился как раз в те годы, когда эпидемия пошла на спад. Однако сей затяжной кошмар напоминал о себе ещё столетия. В работе Питера Брейгеля «Триумф смерти» видны отсылки не только к апокалиптической образности Босха, но и к событию, изменившему Европу: к чуме, соположенной с Апокалипсисом, с гражданскими и религиозными войнами Нидерландов (рис. 32). На картине Брейгеля чума идёт военным легионом на человечество. Армия скелетов – ходоки, объявившие войну живому.

Война для Средневековья – ещё один «бич божий». Тяжёлое оружие, ближний контактный бой, беспощадная встреча с неприятелем «лицом к лицу» (нынче же современный масскульт воспроизводит жестокость и травматичность средневековых баталий, с которых если кому и удавалось вернуться, то калекой, инвалидом, раненным). Чаще же всего в подобных сражениях страдали наиболее уязвимые части тела: руки, ноги, конечности. Особенно остро и ярко эти аспекты милитаристской темы представлены Иеронимом Босхом: множество безруких и безногих калек, пострадавших бойцов, расчленённых воинов, истязаемых бесами и монстрами, страдающими от экзекуций иной нечисти. Эти знаки войны у Босха отнюдь не героизированы, но считываются как образы порочности и греховности войны, вражды, насилия и агрессии, разлагающих бессмертную душу и фатально обрекающих её на вечную агонию в языках адского пламени.

Рис. 32. «Триумф смерти» Питера Брейгеля – сложная многоуровневая картина, сочетающая образы различных катастроф: отголоски чумы, религиозной и гражданской войны против католиков и испанцев на территории Нидерландов со средневековыми триумфами и шествиями смерти, и Апокалипсисом. Ок. 1562 г. Museo Nacional del Prado, Madrid.

Для средневековой Европы всевозможные локальные стычки, нападение разбойников на море и на дорогах, – дело довольно обычное. Однако случались нередко и глобальные войны: крестовые походы, Столетняя война, вторжение турок, завершённое падением Константинополя в 1453 году. Все эти события не только понимались как апокалиптические беды, знамения подступающего Конца времён и Дня Гнева, но также и свидетельствовали о неумолимо надвигающихся грандиозных изменениях европейского мира. Обрушившиеся бедствия служили катализатором интеллектуальных и материальных свершений, теоретических и практических инноваций в искусствах и науках, философии и теологии.

«Предварён Конец тоскою, муками, тревогой, и грешника за гробом ждёт урон. А тот, кто полагается на Бога, со вздохом отойдёт когда-нибудь, помучившись при этом лишь немного», – Франческо Петрарка, великий поэт Италии, удостоенный лаврового венка, пишет «Триумф Смерти», «воспевая», поэтизируя мортальный образ[6]. Тема Смерти в качестве контрапункта к веренице весёлых историй пронизывает «Декамерон» Джованни Боккаччо и во многом определяет «Божественную комедию» Данте Алигьери. Мыслью о Смерти окрашены и многие другие произведения Средневековья: стихи Эсташа Дешана и Франсуа Вийона, проповеди монаха Савонаролы, рассуждения Фомы