Как пробиться сквозь стену этого абсолютного непонимания? Конечно, Эдуард отличный отец, более того, он даже, в целом, неплохой муж, замечательный человек, но от этого у него же не появляется право на безусловную и пожизненную любовь! Или то, что происходит со мной сейчас, на самом деле просто какое-то безумие, прихоть, страсть? Ведь дома все действительно стало налаживаться. Мы открыли с Маринкой свое дело и через пару месяцев уже могли бы выйти на его окупаемость. И Сережка заметно повеселел. Истерики стали редкими, он часами играет с вернувшейся бабушкой и даже не плачет, когда я уезжаю из дома. Может быть, любовь к Максиму – это помешательство? Да и любит ли он меня так же сильно, как люблю его я? Почему он переложил на меня всю тяжесть выбора? Понятно, что он свободен, а мне нужно определиться и решить, готова ли я кардинально поменять всю свою жизнь. Но ведь он ничем не рискует! Он мог бы и поддержать меня, подтолкнуть к тому, чтобы окончательно решиться уйти. А что вместо поддержки? И эта ссора перед Пасхой… Все это случилось из-за него!»

Максим предложил Алине переехать к нему вместе с Сережей, а Марину оставить с отцом и бабушкой. Он был убежден, что подростку важны уже сложившиеся социальные связи, привычный распорядок и что переезд в Москву может нанести девочке ненужную психологическую травму. По его мнению, до окончания школы Марине лучше было ничего не менять. А вот когда она получит среднее образование и поступит в институт, тогда ей вполне можно будет снять квартиру где-нибудь неподалеку. У Алины на этот счет было другое мнение. Но это тогда. Сейчас она уже ни в чем не была уверена.

Алина сидела на подоконнике, пытаясь разобраться в своих мыслях и чувствах, когда на кухню прошмыгнула Марина.

– Маришка, поговори со мной, – тихо позвала дочь Алина. – Ты ведь знаешь, что я очень тебя люблю.

Девочка вздрогнула и развернулась, чтобы вернуться к себе в комнату, но потом остановилась и ехидно процедила сквозь зубы:

– Это тебя твой сексотерапевт таким психологическим приемчикам учит?

Алина хотела упрекнуть дочь в хамстве, но поняла, что тогда еще долго не сможет начать с ней разговор.

– Марина, не надо добивать меня еще больше. Мне и так очень плохо…

– Это тебе-то плохо? А нам хорошо? Мы должны порадоваться, что ты поменяла всех нас на какого-то левого мужика? Что ты предала всех нас и, главное, папу, который тебя в жизни ни разу не обидел? – взорвалась дочь.

– Марин, во-первых, ты не знаешь, кто кого и как обижал. Пожалуйста, давай не будем кричать на весь дом и пойдем поговорим на улице.

– Боишься, что он услышит? То есть решила за двумя зайцами погнаться? – шипящим шепотом съязвила дочь, но потом, чуть подумав, продолжила: – Хорошо. Только знай, что я пойду с тобой не потому, что хочу тебя выслушать, а чтобы сказать тебе то, что я решила для себя за эти дни.

Ночь была свежей, с десятками оттенков запахов поздней весны: ароматом сирени, горечью черемухи, липкой сладостью тополей, резкой примесью краски обновленных палисадников, сыростью рыхлой земли и чего-то еще знакомого, но едва различимого. Марина шла рядом с матерью, не говоря ни слова. Девочка, кутаясь в черную толстовку, смотрела себе под ноги и с отвратительным скрежетом корябала ногтем среднего пальца по ногтю большого. Алина попробовала начать разговор первой:

– Марина, тебе, конечно, сложно и странно представить, что у таких взрослых, по твоим меркам, людей, как я, могут быть действительно сильные чувства. Но так и в самом деле бывает. Понимаешь, мне очень тесно и душно с твоим папой, хотя он действительно очень хороший человек. Но ему уже давно совершенно не важно, что чувствую я сама. Мы просто выполняем свои роли. Но ведь это не похоже на жизнь людей, которые друг друга любят, правда ведь?

– Как у тебя все быстро происходит! Сегодня любишь – завтра не любишь. А мы с Сережкой должны страдать из-за твоих метаний? Кто тебя просил детей рожать, если они тебе нафиг не нужны?!

Алина осеклась. Все заготовленные ранее слова казались теперь абсолютно бесполезными. Марина не хотела ничего слушать. И все-таки Алина продолжила:

– Марина, доченька, так было не всегда. Когда-то твой папа был для меня очень близким человеком. Но все изменилось. Не сразу, конечно, но с годами. Понимаешь, для меня важны в отношениях чувства. А ему, наверное, уже нет. Он живет со мной только по привычке, потому что так положено…

– Ага, конечно, только ты у нас вся соткана из нервов. Серебряный век типа. А остальным вообще на все наплевать. Ты просто многого сама не видишь или не хочешь видеть. И зря ты думаешь об отце как об истукане. Я уверена, что он догадывается о том, что происходит. Просто он старается не подавать вида. Или не верит в то, что ты можешь так с нами поступить.

– Марина, да почему с вами? Если я уйду от папы, это совсем не значит, что я уйду от вас. Наоборот, мы будем вместе.

– Нет, мама, – резко вскинула голову Марина, – не будем! Именно это я и хотела тебе сказать. Никуда я с тобой не поеду. Мой дом здесь. И Сережку мы тебе не отдадим. Хочешь своего счастья – иди на все четыре стороны! А мы будем с отцом. И бабушку попросим к нам навсегда вернуться. Она не такая эгоистка, как ты. Вот увидишь. Все, я тебе все сказала, а дальше сама решай, что тебе делать.

Марина развернулась и быстро пошла в сторону подъезда. Алина плотно сжала губы и, ссутулившись, опустилась на лавочку. Из-за угла дома шатающейся походкой вышел нетрезвый парень с огромным букетом ярких голландских роз. Он подошел к урне, швырнул в нее букет и выругался. Букет был настолько большим, что повалил урну на землю. Парень достал трясущимися руками из кармана джинсов зажигалку, попробовал прикурить на ветру сигарету, но потом с отчаянием бросил ее под ноги, сжал кулаки и крикнул, обращаясь к одному из горящих во тьме окон:

– Су-у-у-ука-а-а-а!!!

Глава десятая

В спальне негромко играла музыка. Алина лежала, уткнувшись подбородком в плечо Максима, и вдыхала запах его кожи. «Так пахнет счастье…» – улыбнулась про