Шрифт:
Закладка:
Совет был мудрым, и Маргарита позволила себя уговорить, прекрасно зная, что Генрих никуда не уедет без нее. Она хотела также увезти с собой лорда Сэя, который, похоже, сосредоточил на себе ненависть буйного молодчика и его сподвижников. Но где и когда бывали любимые казначеи? Не был любим и этот, но в благородстве ему нельзя было отказать. Он не пожелал бросать тень на священную особу короля и остался в Лондоне под охраной лорда Скейла, которому поручили защищать столицу.
Замок Кенилуэрт находился в центральной части Англии к северу от Лондона на лесистом берегу реки Эйвон. Могучие зубчатые стены окружали мощный донжон и замечательный дворец, построенный Джоном Гентским. История этого замка, как, впрочем, всех старинных замков, была весьма кровавой. Здесь несчастный король Эдуард II подписал отречение, а потом отправился в тюрьму, чтобы влачить там жалкую участь. Маргарита всеми силами гнала от себя страшные воспоминания, твердя, что положение их совсем иное. И надо сказать, в стенах этого замка почувствовала себя в безопасности. И стала питать надежду на лучшее, полагая, что можно ограничиться ожиданием…
Между тем в Лондоне дела шли неважно.
Джек Кэд и его соратники встали под стенами столицы, и горожане сочли за лучшее открыть им ворота. Правитель столицы, лорд Скейл, едва успел запереться вместе с казначеем в Тауэре.
– Отныне Мортимер правит Лондоном, – объявил самозванец, обосновавшись во дворце. – Не бойтесь меня, люди добрые! Лорд Мортимер пришел восстановить справедливость. Его солдаты не тронут вашего добра, иначе он оторвет им головы!
Он помолчал, вперив в толпу властный взгляд.
– Первая кара обрушится на человека, за которым я сюда пришел! На виновника всех ваших бед! Виновника вашей нищеты! На королевского казначея!
Толпа заревела. Ревущей толпе нельзя было ни в чем отказать. Лорд Скейл хоть и пришел в отчаяние, но вынужден был выдать толпе того, кого хотел бы уберечь любой ценой. Лорд Сэй предстал перед судом олдерменов[9], собранных под страхом смерти. Пройдя действо, имитирующее суд, он был передан в руки палача. Главное его преступление состояло в давней дружбе с изменником Саффолком и преданности королеве.
Между тем, несмотря на обещания своего начальника, «солдаты» «лорда Мортимера», которые даже представить себе не могли, что в Лондоне есть такие богатства, принялись грабить магазины, лавки и богатые дома. И если горожане из преданности короне не встали на защиту столицы, то они встали на защиту собственного добра, мигом взяли в руки оружие, и не прошло нескольких часов, как Джек Кэд со своими соратниками уже находился за стенами города, ворота были заперты крепко-накрепко, и мосты через рвы подняты. В качестве последнего красноречивого предупреждения лорд-мэр поставил у каждого зубца по лучнику в боевой позиции. Послание было понято правильно.
Разношерстное войско самозванца разбежалось кто куда. Кардинал Кемп, тоже остававшийся в Лондоне, пообещал прощение всем, кто придет с повинной. Прощение не голословное, а на пергаменте с королевской печатью. В последующие двое суток кардинал и его коадъютор только и знали, что опускали королевскую печать в горячий воск. Мало-помалу поток просящих помилования иссяк.
Прощения не заслужил только главный разбойник – Джек Кэд. Он, живой или мертвый, был оценен в тысячу фунтов. Целое состояние! И бывшие его товарищи принялись его ловить. В конце концов Кэда узнал и поймал шериф графства Кент, когда тот переплывал на лодке через Медуэй.
Эта безумная авантюра длилась всего-навсего два месяца. 10 июля королевская чета вернулась в Лондон, и бесстыжая толпа радостно ее приветствовала, мгновенно забыв, что, не будь Кэд и его товарищи такими жадными и глупыми, она заточила бы коронованных в тюрьму, а то и расправилась бы пострашнее. Но, благодарение Господу, опасность была позади. Маргарита с облегчением вздохнула, решив, что настало время покоя. Но благодушие не ведет к покою.
Неудача Джека Кэда ничуть не обескуражила Ричарда Йорка. Наоборот, она его раззадорила. Благодаря Джеку Кэду он наглядно убедился, как непрочно держится король на троне. Джек Кэд был всего-навсего орудием. Орудие сломалось. Значит, надо было изготовить другое, более прочное, мощное и действенное. Или подождать, пока оно изготовится само по себе?..
Осуществлению замыслов Ричарда помогал, помимо своей воли, бездарный Сомерсет, который продолжал отступать перед войсками Карла VI. Он потерял уже Руан, Арк, Дьепп и Онфлёр. Теперь он заперся в Кане, который был уделом Ричарда Йорка, и делал то, что умел лучше всего: жаловался и звал на помощь. Подобное поведение выводило из себя начальника городского гарнизона, который от имени Ричарда намеревался защищать город всеми силами. Скулящего Сомерсета он ненавидел от всего сердца.
За поражения и трусость не меньше ненавидели Сомерсета англичане на острове, а Ричард Йорк сидел себе тихонько в Ирландии, радуясь, что судьба послала ему такого помощника во Франции. И надо сказать, регент Франции «не подводил» Ричарда.
Сомерсет был от природы боязливого нрава, но еще нежнее была его супруга. Стоило ей услышать грохот пушек, как она бросалась мужу в ноги и молила увезти ее и детей подальше от этого ада. Так было в Руане, и то же самое повторилось, когда армия французского короля с пушками Жана Бюро заняла позиции перед Каном. У герцогини Элеоноры сразу же задрожали руки и ноги. Стоило упасть камню на улице, когда она шла с двумя сыновьями, как она впадала в панику. И вот она уже обнимает колени супруга, целует ему ноги и молит сдать город, чтобы сохранить их собственные жизни и жизни детей.
– Солдаты французского короля сильнее наших, они гораздо лучше вооружены! Неужели вы будете рисковать теми, кто вам дорог, ради города, который вас не любит?
Что касается любви, то это была чистая правда. Жители Кана, зная, что почти вся Нормандия вернулась под руку своего исконного государя, не понимали, почему они должны принадлежать Англии. И Сомерсет, сочувствуя слезам жены, поддавшись собственным неуверенности и беспокойству, счел за лучшее снова сдаться. Решение привело в ярость начальника гарнизона, он, не стесняясь в выражениях, отказался. И тогда Сомерсет, к своему величайшему бесчестью, тайно сговорился с членами муниципального совета, и они темной ночью открыли городские ворота французам. Кан был взят без единого выстрела и ликовал, а Сомерсет вдобавок в качестве выкупа отдал противнику все городские пушки. История не сохранила имени офицера, начальника гарнизона, но он был вне себя от гнева.