Шрифт:
Закладка:
– Ты – Дьявол? – задыхаясь крикнул я. – Антихрист? Извини, не в смысле оскорбления, просто хочу понять…
– Понять хочешь?! – зло заорал он. – Смотри! Понимай!!
Внизу распахнулась панорама городка, я узнал изгиб реки. Площадь перед автостанцией – киоски и пивные ларьки, пёстрые машины, автобусы – сверху площадь напоминала помойку. Сквер с чахлыми липами, клумбой и каменным солдатом. Крыши, крыши, ещё крыши. Заброшенное кладбище на окраине. Йенспилс… А вон мой дом. Соседняя тюрьма белела меловым утёсом с могучей кирпичной трубой. Если забраться на крышу нашего дома, то тюремный двор виден, как на ладони. Один раз, кажется весной…
– Не отвлекайся! – гавкнул монстр. – Линда! Её сожгли семнадцать лет назад в Даугавпилсе, в крематории. Печень и всё такое… Погоди, а ведь ты даже не помнишь её фамилии!
Он засмеялся. Фамилии я действительно не помнил.
– Озоля! – подсказал жрец. – Линда Озоля. Но это не важно…
Точно-точно, Линда Озоля и семнадцать лет как тебя нет. Да и сам я всего лишь коллекция осколков моей памяти – тех летних звуков – голубь царапает кровельную жесть, шарканье улицы, тюремный репродуктор. Губы липкие и горячие, от тебя пахнет сливочными тянучками и мне кажется, что суть поцелуя в силе засоса. Линда. Лин-да…
– В чём суть христианства? – гаркнул жрец.
В силе засоса – чуть не брякнул я. Милая Линда – а в чём твоя суть? Губы превратились в пепел, ириски стали золой. Ты вся уместилась в глиняную крынку на пол-литра. А в чём моя суть?
– В искуплении! – крикнул я. – В прощении!
– Так! Отлично – продолжаем беседу! Суть христианства – вернёмся к истокам. Бог – триедин, так? Разумеется, нонсенс, но продолжим. Не будем отвлекаться. Значит бог, всемогущий творец, повелитель всего сущего, сам себя отправляет на землю. Хорошо! А после разрешает кучке негодяев распять себя. Так? И всё это для искупления грехов всего человечества – так? Гитлера, Сталина и того парня из Алабамы. Восхитительно! Короче, бог освобождает от грехов принудительно и без личного участия грешника в процессе искупления. Силком в рай! Так?
– Ну…
– Апофеоз идиотизма!
– Но…
– Ты – дикарь! Язычник! И ты и в самом деле веришь, что бога можно найти в этих дворцах с позолоченными куполами? В душных залах, набитых золотом, иконами и прочим хламом? И для спасения души нужно-то всего лишь прийти, пробормотать какую-то ахинею типа «Отче наш» и воткнуть свечку? Для спасения души! Души!! Для вечного блаженства в райских кущах с ангелами и амброзией! Потрясающе…
Внизу декорация сменилась, там мерцали купола – золотые репки. Хвостики с крестами тянулись вверх, в фиолетовое небо. Золотые крестики наивно и беспомощно пытались достать до туч, но нет, не дотягивались. Неужели он прав? Две тысячи лет блужданья в потёмках, две тысячи лет вранья и крови. Двадцать веков мы строим храм Картонной Луны. Нет… нет!
– В любви! – крикнул я. – Суть – в любви! Нет смысла, нет логики, но есть любовь! И в этом суть!
– Ладно… – выдохнул устало жрец. – Не веришь мне, послушай его!
Вдали что-то блеснуло, в темноте возник силуэт, стремительно приблизился и превратился в негра средних годов. Негр висел в воздухе и был похож на Обаму, но с небольшой курчавой бородкой, тугой, как мочало и с серебристой проседью.
– Да, ребята, – Обама подмигнул мне, впрочем, без улыбки. – Вы, конечно, напортачили…
Он опустился в невидимое кресло, закинул ногу на ногу и выставил босую ступню.
– Мы? – удивился я, разглядывая чумазую пятку. – Я?
– И ты, дорогой мой, и ты! Кончено! Ведь ты писатель! Писатель! Интеллектуал, казалось бы…
– И?
– Что и? – Обама подался вперёд. – Что и? Это я тебя спрашиваю «что и?». О чём ты пишешь? Что ты чувствуешь? И что чувствую твои читатели?
Он как-то быстро разозлился и совершенно на пустом месте. Я начал вежливо:
– Видите ли…
– Вижу! – оборвал он. – Вижу и знаю!
– Литература, как и любой вид искусства, вовсе не обязательно должна нести функцию…
– Кончай эту набоковщину!
– А вам Набоков не нравится?
– Нравится. Как стилист. А сюжеты – дрянь. «Камера обскура» или «Король, дама, валет» – язык божественный, а фабула – патока и пошлятина, и даже на сценарий мексиканского сериала не потянет. Пока читаешь – кайф, а закрыл книжку – алло, Владимир Владимирович, ну как же так?
Он укоризненно покачал головой и снова подмигнул мне.
– А ведь именно в сюжете смысл – понимаешь? Ведь я сам поэтому притчами говорил: человек словесные финтифлюшки забудет, а хорошая история непременно в душу западёт. Образ – в нём сила! Помнишь про верблюда и игольное ушко? Хит на века! Или точная метафора! Лицемер гробу подобен позолоченному: снаружи красив, а внутри кости мёртвые, смрад и мерзость. Важна и динамика повествования – вот смотри: И отделят ангелы злых от праведных; и ввергнут злых в печь огненную: и будет там плачь и скрежет зубов. Неплохо, а? Скрежет зубов! Но всё равно главное – сюжет. История! Никакая изысканность формы не спасёт текст, если фабула слаба.
– Он знает! – захохотал сверху жрец. – Беллетрист! Мастер слова!
Я не понял кого монстр имел в виду – меня или Обаму.
– Лишний раз напомнить не помешает, – негр подмигнул, – даже мастеру слова.
Похоже, речь шла всё-таки обо мне.
– Но мы отвлеклись. Вернёмся к теме, – он скрестил на груди мускулистые руки, коричневые, точно отлитые из горького шоколада. – Христианство. Дело в том, что я не планировал создавать общественную религию…
– Как?
– А вот так! Кружок, тайную секту, эзотерическую школу – половина из сказанного мной предназначалась лишь для узкого круга посвящённых…
– Апостолов?
– Господи! Каких апостолов – учеников!
Он в сердцах плюнул в сторону.
– Каждое из моих изречений есть часть сложного практического учения. А учение в целом представляет собой оккультную или, если хочешь, эзотерическую систему самовоспитания и самоподготовки, которая вне оккультной школы теряет смысл. И нет ничего наивней, чем пытаться понять учение без соответствующей подготовки. Без обучения, тренировки и достижения определённого уровня. Каким нужно быть идиотом, чтобы интерпретировать внутренние постулаты школы, как правила поведения для всего человечества? Я никогда
