Следом за мной из распахнутых дверей сейфа, точно свора гончих собак, выскочила гурьба краснокожих. Лай, вой и визг неслись впереди. Мускулистые и потные, люто чернобровые и белозубые, они, не теряя времени даром, сходу принялись кромсать бандитов ножами. Делали это азартно и с удовольствием. Рыжему вмиг снесли пол черепа томагавком. Раздались выстрелы, кто-то зашёлся кровавым воем. Преимущество огнестрельного оружия в рукопашном бою оказалось весьма сомнительным – в этом я убедился наглядно. Голые дикари, вооружённые топорами и ножами, расправились с профессионально дрессированными убийцами минуты за три.

Конец битвы я наблюдал из-под машины. Мне удалось заползти под ближайший джип, оттуда я видел, как краснокожие добивали раненных. Босые пятки месили грязь. Красные ручейки текли в мутные лужи, розовые пятна расплывалась в жиже талого снега. Потом, ловко, как портовые грузчики, индейцы взвалили мёртвых бандитов на плечи и гуськом – один за другим – исчезли в чёрной пасти сейфа. Я лежал под днищем машины и мне даже не было страшно. Разжал кулак, в ладонь впечатался амулет со святым Дмитрием Солунским. Может, эта Ева из бутылки действительно права насчёт имени: у меня, человека паталогически мирного, покровителем числится один самых воинственных святых.

9

– На сто! На сто ходов просчитано! – орал я, как птица крыльями, размахивая руками. – На сто ходов у неё!

Она не спорила – спокойно ждала когда я выдохнусь. Мудрая женщина. Утомился я быстро, минут через десять. К тому же следовало ожидать новых гостей от олигарха.

– Их не будет, – прохладно сказала Ева. Судя по её тону, в своей страстной тираде мне удалось-таки здорово обидеть её.

– Спасибо! Ну вот теперь я спокоен, – мой ор сменился сарказмом. – А то уж было впал в отчаянье. Но теперь…

– Заткнись, а? – и вежливенько добавила, стерва. – Пожалуйста. Новости посмотри.

Я открыл ноутбук. Кликнул на Би-Би-Си.

Начала загружаться главная страница, появился красный кирпич логотипа, – с нашим лесным интернетом нужно изрядное терпение, – картинки ещё оставались пустыми квадратами, но заголовок прописался. Под шапкой «Сенсация!» строгой чёрной гельветикой было набрано: «Смерть олигарха. Убит тайный кассир Кремля». Дальше шла врезка: «В результате взрыва на своей яхте «Чукотка» погиб Абрам Романовский, русский олигарх, один из богатейших людей мира (в списке «Форбс» он на сорок втором месте с состоянием в двадцать восемь миллиардов долларов). Взрыв произошёл в результате попадания двух ракет, предположительно класса «Томагавк», выпущенных с неустановленного летающего объекта. Яхта находилась в Средиземном море и держала курс на Корфу. Абрам Романовский подозревался в связях с международными криминальными структурами, он считался доверенным лицом Кремля и был известен в кругах политической элиты под кличкой «кассир». Есть основания полагать, что именно через Романовского осуществлялся вывод капитала из России с дальнейшим легализацией его на Западе».

Пока я читал, появились фотографии – улыбчивый портрет покойного, его лондонский дворец в Кенсингтоне, знаменитая яхта олигарха, ещё более знаменитый самолёт – здоровенный «боинг», выкрашенный в русский триколор, с двуглавым золотым орлом на фюзеляже. Дальше шла коллекция гоночных автомобилей. Последним (теперь уже точно последним) приобретением олигарха стала гоночная трасса для машин класса «Формула-1» в северной Баварии.

Дальше, более мелко, шёл длинный список сокровищ и богатств, с указанием цен в фунтах стерлингах. Перечисление напоминало бесконечный прейскурант и начиналось с недвижимости. От поместий в Северном Эссексе, Сан-Тропе и Калифорнии до вилл в Подмосковье. Я хотел промотать, но список не кончался. Яхты, футбольные команды, какие-то уникальные изумруды размером с кулак, яйца Фаберже, картинные галереи и кегельбаны. Даже свой личный аквапарк на своём личном острове в Адриатике.

По сведениям лондонской газеты «Сандей Таймс» покойный входил в список богатейших людей Англии и занимал второе место.

– После королевы! – я захлопнул ноутбук. – Потрясающе! Пэтэушник из Челябинска. Потрясающе…

Встал, подошёл к окну. Меня мутило. Неожиданное избавление, спасение от неминуемой смерти – где же радость, я вас спрашиваю?!

По стеклу сползали капли дождя, оставляя кривые полосы. Погода снова испортилась, там снова шёл дождь. Всё было безнадёжно – мышиное небо, дрова, сложенные в поленницу, ржавый бидон, забытый с осени топор, тоже ржавый. Сизые сугробы обречённо белели среди грязных луж, голый лес казался покалеченным и мёртвым, мокрые палки веток уродливо торчали, как обрубки. Казалось, зима убила лес – никогда не набухнут почки, не проклюнется листва. Никогда. Прошлым сентябрём я был в Ульяновске на каком-то культурном форуме. Ко мне приставили ассистента, Марину, лет тридцати, совмещавшую обязанности секретаря и няньки. Она обращалась на «вы» и по имени-отчеству, а когда привезла меня обедать в ресторан, сама осталась сидеть в предбаннике за пыльной шторой рядом с гардеробом. Официант принёс волжскую уху – ту самую, стерляжью, и графин ледяной водки, а в зеркало я видел, как Марина сидит в тёмной гардеробной с сумкой на коленях, сидит и чему-то тихо улыбается. Покорная, как сирота. Смиренная, как нищенка. Над баром висел телевизор. Транслировали футбол.

– Наши против «Манчестера», – ответил мне бодрый официант.

– Наши? – не понял я. – Кто?

– Как кто? – удивился тот. – «Трафальгар-Юнайтед»!

Это была команда, которую пять лет назад купил Романовский за семнадцать миллионов фунтов стерлингов. Официант проворно подлил мне водки. Я хлопнул рюмку и приступил ко второму блюду – запечённой утке с брусникой и черносливом.

Ева с брезгливой жалостью смотрела на меня, так смотрят на больную дворняжку. Я бухнулся в кресло, взъерошил волосы, начал терзать глаза, мять лицо.

– Есть вещи, которые от тебя не зависят, – сказала тихо она. – Надо смириться.

– Это очень оригинальная мысль, – промычал я сквозь пальцы. – Такая свежая.

– Банальность истины не отменяет её правоты.

– А вот это я просто хочу выколоть у себя на груди. Ты не против?

– Дурак…

– Ну-ну… – я сунул руку в карман. – А вот это что такое?

– Медальон. Сплав серебра. Методом чеканной штамповки нанесено изображение Дмитрия Солунского, христианского святого, покровительствующего воинам. В центре медальона вмятина от пули немецкого карабина, калибр…

– Да чёрт с ним, с калибром! Как мой медальон оказался там? – я махнул рукой в сторону окна. – В прошлом?

– В каком прошлом? – она, кажется, впервые растерялась.

– В будущем… Митя. В будущем.

– Где?.. – у меня не было слов, я промычал нечто вопросительное.

– Будущее. Элементарно – его ведь ещё нет.

Она снова говорила высокомерно. Снисходительно, как с идиотом, который один чёрт ничего не поймёт.

– Работать с прошлым слишком сложно, даже через примитивные «кротовые ходы». Нарушение топологии пространства, концентрация отрицательной энергии при использовании моста Эйнштейна-Розена – такая канитель!

Она продолжала нести какую-то тарабарщину, что-то про третичное пространство, про доплеровский эффект,