Она чувствовала себя виноватой. Знала ведь, какая строгая у Татоевых бабушка, и все равно потащила подругу с собой.

— Ага, вместо Рыжика пока побуду у вас. Я ведь тоже рыжая, — слабо улыбнулась Майка, подкладывая руки под голову.

— Думаешь, Рыжик вернется?

Вместо ответа Майка лишь пожала плечами. А Таня размечталась:

— Когда он придет обратно, угощу его блинчиком. Он их всегда выпрашивает. Вот так лапкой делает — дай-дай.

Едва она это произнесла, как почувствовала мягкий удар по ноге, и в ее лодыжку ткнулся влажный нос. Рыжик! Только он умел так ласково бодаться!

Татьяна Петровна подняла глаза на внука:

— Извини, Петенька, нахлынуло на меня… Что ты спрашивал? Нет, ничего страшного с ним не случилось, он немного похудел только. Дворник, узнав нашего кота, загнал его на лестницу, а там уж Рыжик сам дорогу нашел и проскользнул в квартиру, когда кто-то из соседей открыл дверь.

Он все эти дни гулял с кошками. Дворник смеялся потом. «А чего вы хотели? Он нагулялся и домой пришел. Все коты весной так себя ведут. Ваш Рыжий уже не котенок», — говорил Аким, оглаживая свою раздвоенную бороду.

Но мы все равно попросили Рыжика больше так не поступать с нами. И, в свою очередь, пообещали не подшучивать над его страхом перед крысами. Он лишь коротко ответил свое «мя-а» и посмотрел при этом с таким выражением, с каким люди произносят: «Ладно, пока что договорились. А там видно будет».

Последний мирный день запомнился запахом необыкновенной еды, которую готовила на кухне Манана. У Майки был день рождения. По этому случаю ее бабушка накупила на рынке всякой всячины и заправила ее ароматными грузинскими специями.

На сладкое она придумала шоколадный торт. Для него понадобилось полдюжины крупных яиц, много сахара, сливочного масла, какао и семь маленьких плиток шоколада «Сказочный».

Манана разбивала яйца на кухне — одно за другим — о край миски. Потом она отделяла желтки, ловко переливая содержимое из одной скорлупки в другую. Майя помогала ей, складывая вместе половинки скорлупок. Перед этим она попыталась сама разбить яйцо, но оно растеклось по столу.

— Не мешай, я так не успеваю, — строго остановила именинницу Манана.

Пока бисквитные коржи выпекались в духовке, заполняя кухню и коридор сладким ванильным ароматом, пришло время готовить начинку. Обертки с шоколадок уже были сняты. Майка разглаживала красочные бумажки и улыбалась нарисованному на них гномику с длинной белой бородой. У этого гнома была совсем не скучная жизнь в лесу. На одной обертке он ловил рыбок, на другой сидел под мухомором рядом с лягушкой, на третьей слушал, как кузнечик играет на скрипке.

Манана, стоя над плитой, разломала шоколад прямо в кастрюльку с горячим молоком, начала помешивать. Шоколадные кусочки мелькали в молочном коловороте и постепенно плавились. Прямо на глазах содержимое кастрюльки превращалось в восхитительную густую массу. В этот важный момент Сергей Иванович, конечно же, оказался рядом. Ему пообещали, что чуть позже он сможет облизать ложку и пустую кастрюльку.

Приготовленные Мананой вкусности с трудом уместились на праздничном столе. Дядя Георгий напился и смешно танцевал, хватая в охапку то племянника, то племянницу. Майка и Таня заводили патефон, тоже прыгали и кружились под музыку.

А потом в коридоре у стены неожиданно появился новенький блестящий велосипед. Увидев его, Майка завизжала и запрыгала на месте. Он оказался не совсем по размеру, ей было трудно залезать на него: бабушка и дядя поддерживали ее с обеих сторон. Но она счастливо смеялась и обещала к концу лета научиться ездить на нем.

Еще имениннице подарили букет одуванчиков в стакане с прозрачной водой. Их головки были ярко-желтыми, только одна уже превратилась в белый, готовый полететь по ветру пух. И цветы, и стакан были нарисованы Колей.

Майка рассматривала его акварель, откидывая волосы и щуря глаза с рыжеватыми ресницами.

— Стебелек так натурально надломлен! И сок одуванчиковый, как настоящий, — она прикоснулась к рисунку, сразу отдернула руку. — Ну вот, потрогала, палец теперь коричневый!

Коля обеспокоенно склонился над своим подарком.

— Не может такого быть! Я ж вчера рисовал. Краска давно должна была высохнуть.

Майка расхохоталась — вот разыграла всех! Она так убедительно трясла рукой, что все поверили. А Коля неожиданно покраснел. Таня прежде не видела рассудительного и спокойного Колю таким взволнованным. И он смутился не из-за шутки, а из-за того, что Майка вдруг стала очень красивой. Она стояла, освещенная солнцем, и от нее самой словно лучики исходили. Глаз не оторвать…

Вернувшись к себе, Таня замерла перед зеркалом: до чего унылая физиономия. Ей совсем не нравилась девочка с прямыми светлыми волосами и печальными глазами, которую она в нем увидела. Не получится из такой артистка или певица. И, как бы она ни старалась, никто никогда не шепнет про нее, радуясь неожиданному открытию: «Какая красавица. И, определенно, талант!»

Может, сделать стрижку, как у Майи? Таня расплела косы, приподняла волосы. Нет, дело не в прическе. Она порылась в маминых вещах, надела шляпку и бусы, намазала губы ярко-красной помадой. «Зря ты так стараешься, — усмехнулось зеркало, — твоя подруга все равно ярче тебя».

Вечером мама спросила:

— Танечка, что-то случилось?

— Да ничего не случилось… Просто подумала, почему я такая уродка. Особенно, если с Майей Татоевой сравнивать.

Мама удивилась.

— И давно ты уродкой стала?

Ничего ей не ответив, Таня подошла к окну. Улица поплыла перед глазами и показалась мокрой, хотя в ту субботу впервые за несколько дней не было дождя. Забеспокоившись за хозяйку, Рыжик запрыгнул рядом на подоконник. Он заглянул Тане в лицо, потрогал ее лапой. А мама пока не увидела Таниных слез.

— Сутулиться тебе пора прекратить: вот это действительно некрасиво. Сколько раз я тебе говорила, — подойдя сзади к дочери, она легонько, но чувствительно постучала костяшками