когда я поднимаю её над головой, но она проницательна. Она хватается за край и карабкается. Как я и думал, когда она там, я не могу увидеть её отсюда. Её голова появляется над краем, и она вопросительно смотрит на меня. Она протягивает руку, но я качаю головой.

— Поднимайся сюда, — шепчет она.

— Прячься, я буду в порядке, — говорю я. — Несмотря ни на что, прячься и не вылезай.

— Нет, чёрт тебя возьми, Астарот.

Покачав головой, я поворачиваюсь к ней спиной и приседаю за скалой, мой локхабер наготове. Наклонившись, я слежу, как машина приближается. Моё сердцебиение замедляется, когда меня охватывает холодное спокойствие. Биджас пришел, как старый знакомый. Все сложности отпадают, когда он берёт меня под контроль. В «убей или будь убитым» есть прекрасная простота. Я выживу, я охотник, и я не проиграю.

Гладкий стержень моего лохабера холоден, когда я поправляю хват. Как бы быстро ни приближалась коробка, я вижу, как она стала двигаться медленнее. Моё сердце бьется медленно, ровно, и моё дыхание вторит ему в такт. Мой разум ясен и готов.

Разведка и подготовка.

Коробка-машина меняет направление. Прочь от меня. Это моя территория, никого не пущу. Уходи или я уничтожу тебя. Он смещается дальше. Я остаюсь на корточках и жду, пока не остаётся в поле зрения только его след от пыли. Поднявшись, прислушиваюсь, вдалеке завизжала охотящаяся сисмида.

— Астарот, — говорит Лана, её голос тих.

Повернувшись, я смотрю на своё сокровище. Она моя, она пульсирует в глубине моего существа. Моя. Её глаза расширяются, рот сжимается в жесткую линию. Что-то не так. Щекотка на краю сознания. Что-то… что это? Туман биджаса отступает. Тряхнув головой, чтобы прояснить её, я снова смотрю на неё.

— Ты в порядке? — спрашивает она у меня.

Я не отвечаю до тех пор, пока биджас не отступит настолько, что я снова начал чувствовать контроль над сознанием.

— Да, — говорю я, поднимая руки, чтобы опустить её на землю.

Она скользит по краю выступа в мои руки. Опуская её вниз, её руки пробегают по моей груди. Желание пробуждается, но уже поздно и нам нужно спать. Сисмиды охотятся, и сегодня я не хочу больше драться. Нет причин подвергать её новому риску. Она смотрит мне в глаза, словно пытаясь что-то найти.

— Ты уверен, что с тобой всё в порядке? — повторяет она.

— Да, — говорю я, беру её за руку и направляю к нашему убежищу.

— Ты выглядел… иначе, на мгновение.

Часть меня не хочет на это реагировать. Раньше я ничего от неё не скрывал, но это тяжело. Мы идём в тишине, пока я борюсь с тем, что сказать. Шагнуть под покров оазиса — настоящие облегчение. Убежище, которое мы построили, недалеко. Оказавшись там, я останавливаюсь и позволяю ей сначала залезть внутрь, а потом присоединяюсь к ней. Нам приходится пролезать ползком внутрь, так как он построен низко и в нём достаточно места только для двоих.

Лежим в обнимку с Ланой, моя рука лежит на её бедре, легкий запах её волос ударяет мне в ноздри, я противостою тому, что произошло, и отдавать контроль над биджасом — это рискованно. Хоть это и не застало меня врасплох и не ошеломило, я сам вернулся в первобытное состояние, чтобы защитить её. Я бы сделал это снова, у меня нет никаких сомнений.

Я просыпаюсь, когда она шевелится, настороженная и готовая встать в одно мгновение. Мои чувства напрягаются в поисках любого намёка на опасность, в поисках любой угрозы. Она потягивается, затем громко зевает. Убедившись, что нам ничего не угрожает, я выскальзываю из импровизированного убежища и встаю, прежде чем размять собственные мышцы.

Лана вылезает и тянется к небу. Восходящие лучи солнц очерчивают изгибы её тела, украшая её ореолом огненного света. Она вращает бёдрами, вытягивая спину, но мягкие холмики её груди выдвигаются вперед так смело, что мне трудно сосредоточиться на чём-то другом. Её бедра вращаются, приближаясь ко мне и удаляясь, мой член запульсировал, твёрдый и готовый.

— Доброе утро, — говорит Лана, прикрывая ртом очередной зевок.

«Черт возьми, он опять встал».

Я отворачиваюсь от неё и смотрю на оазис. Если я буду смотреть на неё дольше, мы ничего не сделаем сегодня. Тем не менее, я нахожу время, чтобы проветрить голову и сосредоточиться. Мы здесь, чтобы я мог научить её, так с чего начать? Лечебная мазь — это основной жизненно важный инструмент для выживания. Я научу этому в первую очередь.

— Ты голодна? — спрашиваю я, снова поворачиваясь к ней, когда моя голова прояснилась.

— Голодна, — говорит она.

Она поворачивается и наклоняется, потянувшись за своим рюкзаком в убежище. Её красивая пышная попка смотрит на меня, и все усилия очистить мысли улетучиваются перед образом её обнаженного тела передо мной, стоящего на четвереньках. Я закрываю глаза и дышу, слушая, как бьётся мое сердце. «Медленно, спокойно, сосредоточься».

— Ты в порядке? — спрашивает.

— Да, — отвечаю я, но не открываю глаз, пока не буду уверен, что контролирую ситуацию.

Мы сидим рядом с нашим убежищем и расправляемся с кусочками гастера и запиваем их водой. Как только мы утолили голод, она убирает еду в наши рюкзаки.

— Ну и что дальше? — спрашивает она, дрожа от ощутимого воодушевления.

— Есть одна целебная мазь, я хочу научить тебя её делать, — говорю я. — Она хорошо справляется с порезами, синяками и разрывами мышц.

— О, да, Калиста упоминала об этом раньше, — отвечает она. — Отлично! Что делать?

Поднявшись на ноги, я протягиваю ей руку и помогаю ей.

— Сначала мы убьём растение.

— Звучит не слишком сложно, — говорит она, хмурясь. Я улыбаюсь и качаю головой. — Или я могу недооценивать ситуацию.

— Мудро никогда не недооценивать соперника, это один из главных уроков, которые я тебе преподал.

— Хорошо, — говорит она, хмурясь и размышляя.

— Сюда, — говорю я, указывая вглубь оазиса.

— Понести наши рюкзаки?

— Нет, пусть пока здесь полежат, — говорю я. — Если бы рядом был маджмун, мы бы их уже заметили. Никакие другие животные не будут копаться в них.

— Вау, хорошо, — говорит она.

Она берёт свой посох, и мы идём бок о бок, пробираясь между огромными стволами деревьев. Оазис — остров звуков. Листья шелестят высоко над головой на ветру, которого мы не чувствуем. Щёлкают кусты, когда маленькие существа убегают от нас. Лана двигается с привычной тишиной. Гордость разрастается до тех пор, пока мне не кажется, что я сияю вместе с ней.

Она сообразительна, быстро учится и ко всему прислушивается. Она двигается так, как я научил её недавно, ставя носок вперед, а затем