Пришёл в себя Астерот уже тогда, когда на земли нежити с неба лился тёплый свет, приятно пригревающий его даже в тени. Он лежал на длинном камне, словно специально выточенном под него. Он был тёплым, значит, скорее всего, лежало его бессознательное тельце тут довольно долго. А вот как понять, насколько долго, Тёмный не знал. Повернув голову, он встретился взглядом с горящими в глубине чьего-то черепа огней.

С громким вздохом — воздуха в лёгких почему-то не хватило для крика, — бесстрашный когда-то Король Тьмы дёрнулся, а потом очередное сближение с холодным полом подарило ему, наверное, хотя бы один, а то и два, синяка на плече и локте. Тем временем обладатель черепа поднялся с валуна, на котором сидел, и удивлённо взглянул вполне себе человеческими глазами, пусть и почти что полностью белыми, на Астерота. А потом обеспокоенно спросил знакомым голосом Миктората:

— Ты чего?

Тёмный, ругаясь и придумывая для некроманта страшную казнь, поднялся и одарил измождённого старика гневным взглядом.

— А ты как думаешь? Я прихожу в себя и вижу чью-то черепушку с горящими глазами. Как ты думаешь, что мне надо было сделать?! Хорошо, что я не додумался до какого-нибудь заклинания! — сетовал маг, возвращаясь к себе на «лежанку». Неподалёку от них заворочалась на похожем вытянутом камне спящая Лира, накрытая его плащом, а со стороны входа в пещеру высунулась нагло-заинтересованная рожа Шианхута.

Из рассказа Миктората следовало, что они пришли сюда той ночью, когда его вырубило. Шиан тогда каким-то образом своими мечами сточил вылезшие из-под земли скалы, превратив их вот в такое подобие лежанок. Вопрос «откуда здесь, посреди итак небольшой пещеры, две скалы?» совместным решением решили, похоже, забыть. Микторат по пути видел небольшой камень, который себе и притащил, оставив на десяток минут Шиана охранять еле дышащего Астерота и далеко не тихо «сопящую» Лиру. Лишь недавно воин немного вздремнул на том самом камне, где сейчас сидел Микторат, а так он нёс стражу у выхода из пещеры.

Сам же некромант всю оставшуюся ночь, до самого рассвета, колдовал над телом Астерота, упорно пытавшегося завершить своё жизненное путешествие.

— Ты заставил меня начать беспокоиться. — признался Микторат, сощурившись глядя на мага. — Без тебя я один бы этих двух вряд ли довёл до Иногомира. А теперь по поводу того, что тогда произошло. Через твоё оружие, — некромант кивнул на рапиру, ежащую под Астеротом, — до твоего разума каким-то образом добрался Дариус Осквернитель, я думаю, это имя тебе знакомо. Ты, как Тёмный, несколько уязвим к его влиянию, именно поэтому тебя так быстро вырубило. Судя по всему, магия, которую я чувствовал, была отголосками сил Дариуса, опутавших твою Душу. Если приглядишься к своему клинку, то увидишь мой для тебя подарок. — Астерот послушно поднял с земли оружие и вгляделся в него. Полосы Хранилищ оставались на своих местах, Руны тоже... А, вот! Почти у самой рукояти на лезвии появилась небольшая метка с осклабившимся в каком-то диком оскале черепом. — Защитный знак Смерти. Надеюсь, это снизит твой риск вновь оказаться захваченным Дариусом. Ладно, сейчас продолжать путь бессмысленно, надо вновь ждать ночи... Вы уже все поспали, поэтому давайте я продолжу свой рассказ об обществе нежити, может, хоть чего полезного подчерпнёте... Да и всё равно делать больше нечего.

Астерот вернулся к той мысленной полке, на которой лежала книга с цифрой один и мысленно создал такую же, но с цифрой два. Он улыбнулся, думая, что к концу путешествия соберёт целый книжный шкаф.

Итак. Второй том изречений Миктората.

«У каждого народа есть своё божество, всесильная сущность, которой они поклоняются. Но есть ли такая у нежити? Конечно же, есть.

Зовут Его — Арт’Энзил. Он был великим существом, создавшим Мир Смерти от начала и до конца. Именно по его задумке каждое существо переносится в Иноймир в качестве того, что оно заслужило при жизни.

По легенде Он сотворил Иноймир, когда полностью разочаровался в мирах живых. Он путешествовал из мира в мир, смотря на существование живых, и чем дальше он залетал, тем больше расстраивался, видя, что живые запятнали честь, дарованную им Создателем, всякими низкими поступками и преступлениями. И тогда родился Иноймир. Он создал его силой своего разочарования, бессильной злобы и тоски, и нарёк его не только своим последним пристанищем, но и любого другого. Этой фразой, ставшей впоследствии настоящим проклятьем живых, он наложил на каждую живущую на тот момент или в будущем, Печать, переносящую живого после смерти в его мир.

Немёртвые следуют заветам Арт’Энзила, исполняя его волю. Нежить безгрешна, иначе её тут же убьёт Он. Нежить больше всего ценит данную им возможность жить почти что вечно, и за это безмерно благодарна Ему. Нежить, вопреки многим поверьям смертных народов, не ужасные измазанные кровью твари, лезущие из могил, нет. Мы, немёртвые, считаем, что так уродовать себя — фактически плюнуть в лицо Арт’Энзилу, и поэтому никто, кроме совсем уж захудалых низших, не может себе позволить такого святотатства.

У многих народов наравне с богами есть священные животные. Кто-то поклоняется орлам, кто-то — паукам, некоторые видят воплощение своего божества в медведях. Немёртвые же восхваляют змей. Всех, потому что до нашего времени не дошли точные сведенья, какая именно змея была в качестве питомца у Него. Больше всего почитаются ядовитые, как символ нежизни. Ведь, фактически, Смерть — яд, смертельный для каждого, но сама-то змея не может нанести себе вред. Так и немёртвые. Мы не можем сами себя убить. Только если перестанем отдыхать, но тогда мы лишь израним свою Душу.

Печать Арт’Энзила есть метка, накладываемая на каждую Душу в момент смерти, или, если этому существу предначертано совершить что-то значимое, с рождения. В соответствии с поступками, которые совершал человек, приспешники Арт’Энзила — Канегры — выносят человеку приговор по заветам немёртвого бога, ставят метку и отправляют Душу умершего в Мир Мёртвых.

Но чем больше тысячелетий проходило с момента сотворения Арт’Энзилом Иногомира, ставшего могилой бога, его заветы и влияния на умы нежити спадала. И тогда высшие постепенно начали подчинять своей воле низших, стали реже появляться среди немёртвых Архисы и Демисы. И потом случился Раскол.

Общество нежити, уйдя от фанатичного поклонения Арт’Энзилу, начало развиваться во все стороны сразу, и немудрено, что кто-то достиг вершин в одном, а кто-то — в другом. Но когда между «одним» и «другим» пролегает пропасть взаимного отвращения, плавно переходящего