— Старикан Мальцев не согласится. Расторгнете.

— Он сказал, что ему дороже счастье внучки.

Сысоев уставился на меня, соображая, шучу или все так и обстоит. Наконец пришел к неутешительным для себя выводам.

— Ну ты и скотина, Елисеев. Думаешь, круче нас? Фигушки. Сысоевы были силой всегда. И будут силой. А Елисеевы… Сегодня всплыли, завтра потонут. Или не потонут, дерьмо потому что. Чтоб ты сдох. Денег не дашь? — Я насмешливо покрутил головой. — Нет? Чтоб ты сдох два раза.

Сысоев плюнул на землю рядом с моей кроссовкой. Вообще, первоначально он хотел плюнуть на меня, но соизмерил риски и обошелся полумерами. Сейчас он гордо удалялся от своей бывшей школы, делая вид, что ему наплевать на все не только на меня. Энергия от него шла нехорошая. Дурная энергия. Как бы не сорвался и делов не наделал. Но я ему не нянька, следить не буду. Сомневаюсь, что Сысоев-старший оставил своего наследничка без присмотра, как бы ни был на него зол.

— Чего он хотел? — спросил Ден.

— Чего ни хотел, по всем пунктам пролетел, поэтому и злится.

— С Сысоевыми у нас отношения хуже не станут, — философски заметил Ден. — Можно было его посылать сразу, не ошибся бы.

— Я и хотел, но подумал: вдруг чего интересного скажет.

— Это же Сысоев. Он идиот.

— У идиотов тоже бывают просветления.

Через проходную мы прошли и отправились в свой блок. Часть защиты на нем уже истончилась, но до нашего выпуска ее хватит, а после — и остальное придется убирать, чтобы не оставлять ничего тем, кто придет после нас.

Светланы не было, а вот Шувалова уже сидела в общей комнате и бренчала на моем синтезаторе. Его я, пожалуй, оставлю тут. Дома у меня модель куда лучше, а воспоминание о Рощупкине я сохранять не собираюсь, как и возвращать ему отобранное компанией Глаза имущество.

— Привет, — нестройно бросили мы.

Шувалова тут же отвлеклась от нажимания клавиш.

— Ой, привет, мальчики, — радостно сказала она. — Ярослав, а правда, что вы с Мальцевой?..

— Только предварительная договоренность, которая может быть расторгнута в любой момент, — сухо ответил я ввиду невозможности отрицать очевидное.

Потому что одно дело влепить этим известием в Сысоева и смотреть, как его накрывает бешенство, и совсем другое — подтверждать соседке Светланы. И то, что Ангелина уже в курсе, означает, что в курсе не только она, но и другие. Наверняка Мальцева постаралась.

Не успел я об этом подумать, как она появилась сама.

— Привет всем, — радостно бросила она. — Ярослав, мне нужно с тобой поговорить без свидетелей.

Она потянула меня к дивану, прямо под апельсиновое деревце, выращенное еще Полиной. Последнее чувствовало себя прекрасно и временами даже апельсинами нас радовало.

— Проблем-то, — вздохнул я и поставил защиту от прослушивания, пока у Ангелины, вытягивающейся в нашу сторону, не начали удлиняться уши. Мало ли что с ней может случиться от натуги. А так, нет звуков, нет возможности подслушать — нет ненужных усилий.

— Дед на меня так ругался, — вдохновенно начала Диана.

— Врать-то не надо, — поморщился я. — Я Игната Мефодьевича достаточно хорошо знаю, чтобы понять, что он не злился.

— Он к тебе хорошо относится. Но уверен, что я могу рассчитывать на партию получше.

— На Сысоева? — ехидно предположил я. — Я его сегодня видел. Он хотел у меня денег занять под твое приданое. Говорил, что только отсутствие свободы у его отца не позволило просить твою руку у Мальцевых. Но теперь, когда освободили…

— То ему ничего не светит, — прошипела Мальцева. — Думаешь, я неправду сказала, что мне отсрочка нужна.

— Думаю, для этого ты могла кого-то другого подобрать, — заметил я.

Диана могла считаться красоткой. Но только пока не открывала рот. После этого вся ее привлекательность куда-то девалась. Пряталась, наверное, за пренебрежением к другим и стремлением возвысится за любой счет.

— Не могла. Никто бы не пошел на расторжение. Это, считай, я бы договор подписала. И тогда дед точно бы разозлился. А ты как громоотвод для него: с тебя все соскальзывает и уходит в землю. Он на тебя и не злился по-настоящему никогда.

Ее ощутимо передернуло. Вспомнила, наверное, каков дед, когда он злится по-настоящему, а не играет на публику. Суров, если свои настолько боятся.

Открылась дверь, и вошла Светлана. По тому, как она посмотрела на нас с Дианой, стало понятно, что ей уже все известно. Все — это значит, даже то, чего не было и не будет. Диана с трудом удержала довольную улыбку, хотя вряд ли могла подгадать со своим «тайным разговором» именно к этому моменту. Светлана коротко поздоровалась и ушла к себе. Вслед за ней тут же умчалась Шувалова, которая до этого с интересом таращилась на нас с Дианой. Ну а мои парни ушли еще раньше, чтобы не мешать разговору.

— Надеюсь, что и не разозлится, — решил я закруглить разговор. — У тебя все?

Она оценивающе на меня посмотрела, прикинула, что если и дальше станет вешать мне на уши лапшу, то договор расторгнется куда раньше, чем она рассчитывает.

— Злой ты Ярослав, — все-таки покачала права она на прощание. — Если ты так со мной будешь обращаться, никто в нашу неземную любовь не поверит.

— А разве есть те, кто верит?

— Нужно, чтобы верили все, — оскорбленно бросила Диана и наконец ушла.

В общей комнате я просидел долго, не безрезультатно мучая синтезатор, но так ко мне никто не вышел. Даже Тимофей с Деном, чтобы поддержать. Хотя они, конечно, могли решить, что после компании Дианы я хочу побыть наедине с собой. В конце концов, я и сам подумал так же и ушел в свою комнату. Кажется, игры с Мальцевыми завели меня куда-то не туда. Отзывать свое слово не буду — повода нет, но и строить какие-то планы не буду тоже. Вообще, глупо что-то планировать до того, как пойман Накрех. Потому что если ему удастся до меня добраться, то он будет лупить в то, что мне дорого. Значит, я не имею права показывать, что мне дорого хоть что-то.

Я посмотрел на телефон. Тот, что здесь работал. Не позвонить ли Ефремову? Вдруг что-то новенькое проявилось? Ему-то сообщают